Сергей Соловьёв - Асса и другие произведения этого автора. Книга 2. Ничего что я куру?

Тем не менее я уже много лет мучаюсь гипертонией и обязан ей Гоге. Случилось это так. Мы должны были снимать в четыре утра, на рассвете, сцену, где героиня выносит из своего домика японский фонарь с интернациональной свечкой в память об умершем муже и ставит его в салон японского автомобиля. В четыре утра привезли на площадку новехонькую, только что выпущенную модель «хонды». Видимо, Гога накануне слегка пересосал ледышек из «Дайкири», и, скорее всего, двойных. Мягко говоря, был он с некоторого похмелья, а говоря определеннее, с нехорошего — мутного, дьявольского и тяжелого…

Снимали мы в старом районе Киото, где узенькие-узенькие улочки, наверное, в шесть шагов ширины. По бокам стояли уже описанные бумажные домики, где за бумажными стенами на бумажном полу, свернувшись клубочками, безмятежно спали ничего не подозревавшие японцы. Похмельному Гоге автомобиль понравился.

— Ну-ка, дай-ка ключи, — сказал он японскому ассистенту.

Я не успел пошевелиться, как Гога уже был за рулем. Врубил скорость, и с диким ревом автомобиль нырнул в переулки. На бешеной скорости «хонда» стала носиться по узеньким переулочкам, будя спящих японцев. Срываясь «с места в карьер», Гога ухитрился, за что*то зацепившись, оторвать выхлопную трубу, отчего машина ревела как дивизион «МиГов» на взлете. Проснувшиеся японцы, оторопев, решили, что, может быть, началась новая Хиросима.

Тогда*то мне стало физически плохо. Что будет, если Гога, демонстрируя виртуозность вождения, скажем, не впишется в поворот и снесет пару домиков? Что мы с Сизовым, поставившим в заклад за него свои тупые головы, объясним тогда императору Хирохито и руководству нашей родной коммунистической партии? Меня стало тошнить, зашатало, я не мог понять, что со мной. Принесли тонометр, померили давление — стрелку зашкалило. Прежде я и не знал, что это такое — давление. И тем не менее… Ах, тем не менее!..

У Блока написано:

Это — и о Гоге. Природа и вправду замыслила его как сущее дитя добра и света, он, не устану повторять, художественный гений, но вот сидит в нем это: «Хочу быть как дьявол».

По возвращении из Японии Гога еще раз потряс нас с Комаки невероятным сочетанием возвышенной трогательности и внимательности, перемешанной с какой*то немыслимой чертовщиной. Снимать оставалось уже совсем немного. Дело шло к прощанию. Гога пригласил нас с Комаки к себе домой на обед. К тому времени он уже был женат на актрисе ВМ, и более идеальной картины, чем та, что нам открылась, когда мы пришли к ним в гости, ни до, ни после видеть мне не приходилось.

Да и Комаки оделась как невеста: она все-таки очень любовно и трогательно относилась к Гоге, несмотря на все ужасы, время от времени от него исходившие. С нами была переводчица Лена. Квартира, где жили Гога с ВМ, сияла и чистотой, и необыкновенной красотой старинных антикварных вещей: мебели, зеркал в золоченых рамах… Стол был накрыт белоснежной скатертью и сервирован изумительно.

С ангельским выражением лица нас встретила ВМ, тут же явился и сам Ibra, сообщил, что рыбную солянку варит он собственноручно и что такой солянки никто из нас не ел. Через полчаса разлили действительно невероятной вкусноты и красоты рыбную солянку, осетрина была наисвежайшая, в блестках жира плавали маслины и кусочки лимона. Под солянку, сказал Гога, никакой «Дайкири» не пьют, нужно пить водочку. Мы дружно опрокинули по одной, потом другой и третьей. Затем пошли расстегаи, как то и положено за хлебосольным старомосковским столом. После четвертой или пятой рюмки ВМ ненадолго нас покинула и вскоре вернулась обратно, но уже с книжкой в руке. Села, положив ногу на ногу. Поначалу со стороны ничего не предвещало трагедии. Просто наступила некоторая пауза, а Гога, словно предчувствуя что*то, слегка помрачнел.

— Анна Ахматова, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказала актриса ВМ. — Стихи.

Опять настала пауза, но уже не совсем хорошая, даже тягостная. Гога по-прежнему молчал, но под кожей у него зверски задвигались желваки.

Тем временем ВМ беззаботно открыла ахматовский томик и вслух, хорошо и красиво, прочла нам:

После чего, ВМ медленно подняла ресницы и строго, с выражением, поглядела на Гогу. Гога смотрел на нее тоже строго и очень внимательно. Будто первый раз видел. Тогда ВМ повторила, уже значительно, глядя ему прямо в зрачки:

Тут совершенно неожиданно Гога с дикой силой ударил кулаком по столу, так что все на столе и в головах у нас зазвенело, и нечеловеческим голосом прокричал:

— Прекрати!..

— Нет, не прекращу, — хладнокровно и упрямо ответствовала актриса ВМ. — Когда б вы знали…

— Прекрати немедленно, — снова раненым вепрем проорал Гоra.

— Ни за что не прекращу, — еще более отстраненно продолжала ВМ. — Когда б вы знали, из какого сора, — повторила она и даже показала при этом на Гогу пальцем.

Через несколько секунд началась нечеловеческая драка. Причем, поймите меня правильно, драка не какая-нибудь убогая, безобразно-противная, а по-своему очень даже художественная, искусная, как будто хорошо поставленная профессионалом, с приемами каратэ, джиу-джитсу, с перекидыванием противника через бедро и на спину… Через пятнадцать минут все вокруг было виртуозно разнесено, на полу валялись осколки дорогих сервизов. Комаки, накрыв голову подушкой, сидела в углу, среди битого стекла, опасаясь, что в нее в конце концов все-таки попадут графином и тогда не ясно будет, как объяснить такое императору Хирохито и послу Японии в СССР. Квартира мгновенно была разгромлена в прах. Мы же спаслись чудом, успев выбежать на улицу, нас всех колотило, и, самое странное, никто не мог объяснить, что же такое произошло, ведь все началось так светло и мирно.

Вот такое уж у Георгия Ивановича странное свойство: сочинить и создать некий гармоничный прекрасный мир и самому его разнести в ошметки. Хорошо это или плохо, но, думаю, от того же идет и эта настоящая красота, истинный драматизм и сила изображения лучших его картин.

Через несколько лет повторилось почти точь-в*точь то же. Он пригласил нас в гости с Таней Друбич: «Приходите, я соляночку сделаю». При слове «соляночка» мне уже стало нехорошо, но я подумал: «Не бывает же, чтоб два снаряда ложились в одну воронку». Оказалось, бывает.

Уже была другая жена и другая квартира, но так же красиво был сервирован стол, стояли изысканные закуски, все было потрясающе обставлено. Гога сам, свежий, чистый, пахнущий превосходными французскими духами, доваривал соляночку. Солянка была еще гениальнее, чем та, которой он потчевал нас когда*то у актрисы ВМ. Таня, тоже почему*то по этому случаю одетая как невеста, сидела, открыв рот от одного удовольствия видеть такой гармоничный быт и такого гармоничного в этом быту мужчину.