Лев Николаев - В оккупации. Дневник советского профессора

Факт тот, что уже сейчас на ряд крупных советских постов назначаются коммунисты с партийным стажем лишь в 10–12 лет. Редеют кадры. Вокруг Сталина остается очень маленькая группка старых большевиков. Все остальные либо расстреляны, либо на каторге, либо сосланы. И несмотря на все, Сталин крепко цепляется за власть. Он, видимо, готов уничтожить всю большевистскую партию, по крайней мере все ее основные кадры, лишь бы удержаться на советском троне…

26 января

Много говорят о процессе троцкистов. Он всех волнует. Особенно интересным и таинственным кажется всем тот факт, что подсудимые не пытаются ни минуты отрицать какие бы то ни было факты и говорят о событиях, которые они могли бы скрыть. Они не обнаруживают ни малейшего желания защищаться. Самое замечательное – это то, что все, что они говорят, явно выгодно правительству Сталина.

Подсудимые, которые знают заведомо, что они будут расстреляны, не пытаются перед смертью использовать публичный процесс, для того чтобы выяснить перед всем миром гнусность сталинского гнета, с которым они боролись, рискуя жизнью.

Они ни слова не говорят о голоде, от которого погибли сотни тысяч людей в период 1931–1933 гг., о казнях невинных людей, о массовых ссылках в Сибирь, о том, что у народа отняты самые элементарные свободы. Ведь это все служило бы им оправданием. С каким облегчением вздохнули бы миллионы советских граждан, если бы кто-нибудь из подсудимых осмелился сказать публично правду и разоблачить весь ужас сталинского режима!

Но нет, все они, как заведенные машины, говорят только то, что выгодно для власти и что крайне невыгодно для них. При этом подсудимые изрекают самые невообразимые, самые неправдоподобные вещи. Например, Радек заявляет, будто бы Троцкий написал ему письмо, в котором он указывал, что при приходе к власти троцкистов положение рабочих должно резко ухудшиться, ибо им придется больше работать, что в селах вновь возобновится борьба между кулаками и бедняками и что новый режим будет похож на тот, который был установлен Наполеоном Первым.

Троцкий, может быть, большой мерзавец, но во всяком случае он не дурак. Между тем писать подобные вещи мог бы лишь человек, потерявший рассудок. Не подлежит ни малейшему сомнению, что подобные показания являются ложными и явно абсурдными.

Чем же объяснить, однако, что подсудимые так дружно клевещут друг на друга и изрекают колоссальные глупости? Это тайна, которую трудно разгадать. Можно попробовать, однако, взвесить степень правдоподобности различных предположений.

Первое предположение – это то, что подсудимые во всем говорят правду. Оно опровергается следующими данными:

1) явной нелепостью некоторых приводимых ими данных (например, о взрывах, о крушении военных составов, о намерениях Троцкого установить наполеоновский режим, о проекте отдачи Приморья японцам и Украины немцам и т. д…);

2) отсутствием попыток у подсудимых что-либо скрыть или представить в благоприятном для себя виде;

3) отсутствием каких бы то ни было невыгодных для правительства показаний;

4) отсутствием каких бы то ни было материальных доказательств, т. е. письменных документов (весь процесс основан лишь на показаниях подсудимых).

Второе предположение – это то, что подсудимые являются не подлинными, т. е. что вместо них выступают загримированные актеры. Это весьма романтичная, но малоправдоподобная гипотеза: в зале присутствует много иностранных журналистов и дипломатов, среди которых некоторые были, вероятно, знакомы с подсудимыми, они могли бы обнаружить подлог. Исключить эту возможность нельзя, но она маловероятна.

Третье предположение – это то, что подсудимые добровольно и без всякого принуждения согласились говорить явную ложь. Во время моего ареста один очень крупный чекист говорил мне, что настоящие коммунисты готовы для дела рабочего класса пожертвовать всем, даже собственной честью; они готовы даже наклеветать на себя и сделать самые гнусные дела. Можно в таком случае представить себе дело так: призывают Пятакова, Радека и т. д… и говорят им: «Нужно дискредитировать троцкизм, все более и более развивающийся на Западе. Нужно поднять настроение и русских рабочих. Для этого решено организовать процесс. Вас намечено в жертвы. Разоблачите Троцкого по заранее вызубренным ролям. После этого мы сделаем вид, что вас расстреляли, а вы будете жить под другими именами. Когда наступит мировая революция, мы объявим вас героями и расскажем про вас всю правду. А пока извольте пожертвовать партии вашим именем и вашей честью».

Исключить это предположение невозможно, но против него можно выставить один довольно убедительный аргумент: подобных процессов было уже довольно много; в некоторых из них подсудимые были не коммунисты, а беспартийные инженеры. Между тем все публичные процессы имели однотипный характер: подсудимые всегда говорили не то, что им выгодно, а только то, что выгодно правительству. Трудно предположить, что все эти люди являются героями, жертвующими самым дорогим, что есть на свете для каждого честного человека, а именно своей честью, своим добрым именем, своим достоинством. Кроме того, нужно признать, что такой способ организации процессов был бы весьма опасным. А вдруг по вине одного человека все это обнаружилось бы? Получился бы грандиозный скандал. Нет, это малоправдоподобная гипотеза.

Наконец, остается еще одно и последнее предположение: подсудимые клевещут на себя и на других по принуждению. Они подверглись ряду физических и особенно моральных воздействий, которые заставили их поступать так, как они делают. Эта гипотеза кажется мне (и по-видимому, и другим) наиболее правдоподобной. Единственный аргумент против нее – это то, что удивительно, что среди современных революционеров не находится ни одного, который обладал бы достаточным мужеством, чтобы отвергнуть на суде свои предыдущие ложные показания и сказать перед всеми всю правду. Неужели в наш век исчезли герои или даже просто смелые люди? Ведь все равно их ожидает смерть, и они это знают. Так не лучше ли умереть геройской смертью, нежели подлой и гнусной? Вот это противоречие здравому смыслу никому не понятно. Это великая тайна ГПУ, которая будет, вероятно, раскрыта только после перемены режима. Во всяком случае, несомненно пока лишь одно: процесс инсценирован, и притом довольно грубо и трафаретно.

31 января

Их приговорили к смерти. Лишь Сокольникова и Радека осудили на десятилетнее заключение. Сегодня по всем учреждениям, по всем институтам «народ», т. е. согнанные на собрания служащие, своим голосованием подтвердил справедливость этого приговора.

Не пойдешь на собрание – будешь на примете как неблагополучный. Пошел и я. Пришлось, как говорят теперь, «двурушничать», т. е. голосовать за смертную казнь, в то время как я являюсь принципиальным противником ее.