Армен Гаспарян - Личное дело. Правда о самых известных деятелях истории России XX века

Именно с Сусловым связаны всевозможные гонения на творческую интеллигенцию. Самый яркий пример — это, конечно, ссылки Сахарова и Солженицына. Вообще надо сказать, что самый публичный акт деятельности Суслова, как это ни парадоксально прозвучит, — это его собственные похороны. В 79-м году он умрет за несколько месяцев до Брежнева и не увидит, разумеется, краха той идеи, которой он посвятил всю свою сознательную жизнь. Суслова вспоминали даже последние комсомольцы Советского Союза, например, я один из них, потому что вот этот научный коммунизм (прелюдия к нему давалась еще в школе, в старших классах, и в том числе даже на уроках политинформации), он, конечно, вгонял многих в глубочайших ступор. Потому что люди видели, какие изменения происходят в стране, во-первых, о чем пишет современная печать, что показывают по телевизору, и параллельно вам рассказывают про научный коммунизм, который уже вообще никоим образом не соприкасается с действительностью. Но мое поколение застало уже это все на абсолютном излете. Надо сказать, что у Суслова был, конечно, богатый опыт доведения студентов до в буквальном смысле невменяемого состояния. Здесь достаточно назвать один только пример. Этот документ, кстати, очень хорошо известен: Хвалынская городская организация коммунистической молодежи, протокол заседания — и там бо́льшую часть этого документа составляет доклад о личной жизни комсомольца. Несложно догадаться, что его автором был как раз Суслов. В докладе сказано, что подход к нравственному воспитанию комсомольцев изложен в виде заповеди: что можно делать и чего делать нельзя. В результате тезисы этого доклада опубликованы и распространяются по другим ячейкам. Так, для понимания, на тот момент Суслову 20 лет, то есть уже в этом возрасте он был доктринером, каких мало. Ну и естественно, что с каждым годом на партийной работе именно эти качества у него разрастались до совершенно запредельных размеров. Не случайно журнал Life в свое время, ну конечно, с изрядной долей ехидства скажет, что это истинный советский ариец, у которого абсолютная аскетичность сочетается с беспощадностью к врагам СССР. Многие, наверное, вспомнят похожие характеристики из легендарного фильма «Семнадцать мгновений весны». Действительно, большего аскета в стране не было.

Суслова можно обвинять в том, что он доводил всех студентов до белого каления этим самым научным коммунизмом и требовал его неукоснительного выполнения, но при всем этом он, конечно, пример для подражания. Он не пил, и доходило до того, что на официальных приемах ему наливали кипяченую воду вместо водки. Он носил бесконечно одно и то же пальто, и однажды даже Брежнев не выдержал и прямо на заседании Политбюро предложил скинуться товарищу Суслову на новую одежду. У него в квартире и на даче не было ни единого предмета, который принадлежал бы ему — на каждом стоял штамп управделами ЦК КПСС. Никаких подарков он не принимал — только книги, при этом всегда говорил, что это он еще готов принять. Вот что касается еды, тут да, Суслов капризничал, ну правда, тоже в свойственной ему манере, очень специфично. Он, например, требовал, чтобы ему давали пюре с сосисками. Зачастую это ставило людей в тупик, потому что все-таки в столовых партийных кормили несколько иными блюдами, но Суслов это все не признавал. Надо понимать, что в ту эпоху ни Твиттеров, ни Инстаграмов не было, газеты Советского Союза, разумеется, не писали о том, каков он в личной жизни, Михаил Андреевич Суслов. Но слухи о его невероятном аскетизме, о его невероятной вере в собственную правоту, в собственные идеалы, они, конечно же, гуляли по стране. Дошло до того, что, когда один из младших лейтенантов Советской армии, Виктор Ильин, решил стрелять в кортеж Брежнева, он хотел устранить его для того, чтобы к власти пришел Суслов — самый порядочный и самый честный человек в стране.

Конечно, сегодня подобные оценки, давайте признаемся честно, крайне мало корреспондируются с обликом самого отпетого бюрократа советской истории, который не признавал вообще ничего, кроме научного коммунизма, который обладал самой кондовой речью из всех возможных в стране, которому боялись попасться на глаза, который был невероятно скромен в быту — и вот все это Суслов. Как одно уживалось с другим? Скорее, здесь может идти речь о том, что Суслов — человек, наверное, даже не своего поколения. Вот то, каким мы привыкли видеть Михаила Андреевича Суслова, что-то о нем зная, что-то уже понимая в этом, — это скорее типологический портрет первых большевиков. Я не знаю, может быть, Суслов сознательно, будучи, там, юным пионером или комсомольцем, перечитывая биографии первых наркомов или людей, окружавших Ленина, впитывал в себя все эти черты и сделал их нормой своего характера и поведения на долгие годы. Может быть, он действительно просто такой был от рождения — сейчас сказать невозможно. Одно точно — главный доктринер Советского Союза, положивший всю свою жизнь на пропаганду идей научного коммунизма, был, по сути дела, таким, знаете, евангельским примером: «Пусть твоя левая рука не знает, что делает правая, когда творишь милостыню». Я вот сейчас абсолютно не шучу. У него ведь была очень большая зарплата, но только после смерти стало известно, что бо́льшую ее часть он переводил в Фонд мира, кроме этого, он регулярно покупал книги для библиотек своей родной Саратовской области. Кто-то скажет: «Ну а что? Вполне нормальный такой яркий убежденный коммунист. Все, что вы говорите, вполне ложится в эту канву, многие представители ленинской партии были такими». Так вот и я о том же: Суслов родился не в то время, он потому и выделялся слишком на уровне 60-х и 70-х годов, потому что это была уже абсолютно уходящая натура, и понятно, почему к нему с большим уважением относился Сталин и доверял ему — потому что Сталин в нем видел, возможно, самого себя в юности. Сталин-то, по сути дела, такой же: абсолютно неприхотливый в быту, своего ничего нет, походная кровать, кирзовые сапоги, полувоенный френч, книг тоже своих нет — все из библиотек и т. д. А вот на уровне бюрократии советской 70-х годов Суслов — конечно, бельмо совершенно откровенное. Там вам, пожалуйста, и факты коррупции, и факты вообще не очень сильного понимания того, что они делают, и попытки каким-то образом удержать всю систему, не приводя к реформам, и когда Андропов начнет изучать общественное мнение, то Юрий Владимирович сам ужаснется и произнесет историческую фразу о том, что «мы не знаем советское общество».

Суслов не корреспондировался с той эпохой, но нас гораздо больше все-таки, наверное, должно интересовать теоретическое наследие самого главного «певца научного коммунизма». В 82-м году, то есть уже после смерти Михаила Андреевича, издано собрание сочинений, целых три тома. Речи секретаря Ростовского и Ставропольского райкомов партии, по сути, — это обычная совершенно риторика о том, что надо воспитывать молодежь в комсомольском духе, о том, что учитель должен нести знания людям, а врачи хорошо лечить, о том, что рабочие должны хорошо работать, о том, как важно правильно обрабатывать землю, учитывая новейшие достижения науки, о том, что нужно все отдавать фронту и победе — то есть абсолютно стандартный набор здесь, это вам не ленинские работы на все случаи жизни и даже не Троцкий. Когда уже он работал в ЦК КПСС мы с удивлением обнаруживаем, что и тут, в общем, прорыва не случилось, вот сугубо с точки зрения нового подхода к научному коммунизму: два десятка речей, которые произнесены при вручении орденов различным областям Советского Союза. Давайте скажем честно, это страшно далеко действительно от какого-то там научного осмысления. Кроме того, он выступает на съездах братских коммунистических партий, перед избирателями во время выборов в Верховный совет, произносит речи на годовщины революции, дни рождения Ленина, к 70-летию съезда РСДРП, к 150-летию Карла Маркса, то есть понимаете, такой классический набор и всё избитыми фразами. Ты столько лет проповедуешь эту идеологию, ты досконально знаешь все основополагающие работы Ленина, ты марксист, каких мало, — ну внеси свежую струю в это, переосмысли, дополни, стань в подлинном смысле этого слова действительно новым партийным теоретиком, выведи, в конце концов, из этого идеологического загона, в котором пребывала политология, философия, социология СССР. Ведь все вот это потом скажется в конце 80-х годов — в эпоху перестройки. Но ничего подобного мы не видим.