Вадим Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

— Андрюша, скажи, а ты чувствуешь ответственность как старший брат?

— Андрей: В определенные моменты да, но эта ответственность такая непроизвольная, то есть у меня нет такой функции следить за Сергеем или следить за тем, как и что он делает, в какой компании находится. Как-то всё само собой происходит: возникает идея проследить, понять, что происходит. Я об этом не задумываюсь, это как инстинкт.

— Анна: Вот мы иногда куда-то втроем ездим, так Андрей начинает воспитывать Сергея. Я говорю: «Андрюх, сегодня моя очередь». А Серёжа слушает-слушает, а потом бросит какую-то одну фразу — и всё по новой начинается. Только Андрей успокоится, как Серёжа скажет что-то вроде «Хорошо, папа» — и Андрей опять заводится.

— А кто все-таки в семье главный авторитет?

— Анна: Безусловный авторитет — это, конечно, Альберт. Он последняя инстанция.

— Сергей:…до которой мы стараемся не доходить.

— То есть стараетесь всё решать на уровне мамы?

— Андрей: Нет, не так. Мама — это человек, к которому ты можешь подойти и сказать, что получил плохую оценку. Мама тебя поддержит, может, и поругает, хотя она это очень редко делает. А к папе нужно идти, когда у тебя действительно жизненные проблемы и ты не знаешь, как поступить, перед тобой очень тяжелый выбор. Папа даст совет и поможет разрешить ситуацию.

— Андрей, ты так говоришь, будто тебе лет сорок. Какой у тебя может быть тяжелый выбор?

— Анна: В этом возрасте у них каждый выбор тяжелый.

— Андрей: Мы оба сейчас будем заканчивать школу. Надо выбирать, куда дальше двигаться.

— С этим к папе, не к маме?

— Андрей: Просто папа дает ощущение правильности выбора. Когда ты понимаешь, что тебя готов поддержать папа, что твое решение одобрено даже папой, значит, ты всё делаешь правильно.

— А если мама одобрила — это такая промежуточная стадия. Так, что ли?

— Андрей: Мама одобряла всегда и всё, я считаю. Мама даже одобряла, как я… (Смеется.) Я могу рассказать это? (Обращается к маме.)

— Анна: Расскажи.

— Андрей: До тринадцати лет я был очень крупным мальчиком. Мама говорила, что ей нравится, как я выгляжу. Сейчас она убеждает меня в том, что не обманывала меня, что ей правда казалось, что я выгляжу шикарно. Но с тех пор мне очень тяжело доверять маме. (Смеется.)

— Анна: Так он потерял веру в людей. (Смеется.)

— Андрей: (С улыбкой.) Да я просто разочаровался по жизни.

— Анна: Всё, поняла тебя. Это травма детская. Если серьезно, то я действительно стараюсь их во всем поддерживать, хотя бывают моменты, когда я категорически не согласна с тем, что они делают, но у нас нет жестких формулировок «нельзя», я стараюсь их избегать. Если мне что-то не нравится, говорю: «Я против, но делай как знаешь».

— Андрей: И Сергей делает всегда как знает. А я задумываюсь. Я знаю: если мама так сказала, то она, скорее всего, недовольна, а если недовольна, значит, что-то не так.

— Анна: А Сергей больше делает по-своему. Да, Серёг?

— Сергей: Да. (Улыбается.)

— Андрей: Только Сергею за это никогда ничего не бывает. У него иммунитет.

— Мальчик для битья ты, Андрей?

— Андрей: Да.

— Какими ситуациями с сыновьями ты можешь быть недовольна, Аня?

— Анна: Ну как это какими? (Смеется.) У Сергея сложность с планированием времени. Просто ему эту функцию не вложили. Не то чтобы он не так воспитан, — он просто не чувствует время, поэтому ему сложно что-то спланировать. Мы договорились, что, если Сергей не успевает к назначенному времени, он обязательно должен позвонить и предупредить, что будет позже.

— Андрей: Он только сейчас это начал делать.

— Сергей: Это у меня новая полезная функция. Как в новом телефоне.

— Анна: С Андреем проще договориться, но зато он очень вспыльчивый. Если что-то не так, у него тут же срабатывает защитная реакция и он начинает достаточно агрессивно выражаться. Звонит мне, и начинается какой-то адов коллапс.

— Андрей: Адов коллапс, именно так. (Смеется.)

— Анна: Я не могла подобрать другие слова. Он звонит и говорит, что что-то случилось, он где-то опаздывает или не поел, голодный. Ему надо выговориться, но потом он успокаивается.

— Андрей: Мама просто говорит: «Хорошо, я тебя поняла…» А я бросаю трубку и начинаю ругаться, что мама не стала со мной спорить.

— Анна: Спор — это конек Андрея. В этом он похож на моего папу. Ему нравится полемика. Он приводит массу аргументов, притом что иногда спор совершенно идиотский, но он, отстаивая свою точку зрения, в этом споре пойдет до конца.

— Андрей: Круто спорить с Серёжей: я привожу ему массу доводов, ругаюсь, а Серёжа может бросить какую-то одну фразу вроде «А я считаю, это не так», и всё. Это меня злит еще сильнее.

— Сергей: По мне, так это единственный способ выиграть у людей, так любящих поспорить.

— Серёжа и правда мыслитель.

— Сергей: Иногда стоит просто дать человеку поговорить с самим собой, высказаться. Пусть это будет монолог.

— Анна: (Смеется.) Серёг, я тебя обожаю.

— Сергей: Спасибо, что воспитала во мне что-то полезное.

— Скажите, а ваш дедушка Никита Сергеевич принимал участие в вашем воспитании?

— Анна: Слава богу, нет. (Смеется.) Это я шучу, конечно. Ну, у нас в семье не занимаются детьми, и папа нами не занимался особо. Воспитывают, вообще-то, не нотации. По большей части воспитывает среда. У нас детей до определенного возраста вообще не замечают. А что касается их отношений с дедом, Андрюша и Серёжа с ним дружат, обсуждают что-то, созваниваются периодически. Он их берет иногда на бокс.

— Андрей: Да, нам нравится смотреть бокс, это очень интересно, клево, это эмоционально заряжает.

— Именно бокс. А Никита Сергеевич так любит бокс, да?

— Анна: Любит смотреть, не драться. Куда ему там боксировать?

— Всё может быть.

— Анна: В нашей семье точно.

— Аня, у тебя тоже было такое воспитание, что тебе родители позволяли жить и существовать как ты считаешь нужным, или по-другому, строже?

— Анна: Во-первых, было совершенно другое время, дети подольше оставались детьми, мы росли вне какой-то агрессивной среды, среда была другой. Но у нас тоже не было особенных запретов. Хотя мама воспитывала нас по Споку: купать ребенка только в кипяченой воде, чипсы нельзя, только фрукты и так далее. Мои дети всё едят. Я считаю, что в чем-то ограничивать детей неправильно, — это банк, не дающий дивидендов. Помню, на восемнадцатилетие, когда я сказала папе, что теперь могу делать всё что угодно, вплоть до того, чтобы выйти замуж, он сказал, что и в восемнадцать лет можно получить по заднице, так же как и в пятнадцать, и в четырнадцать, и в тринадцать. И всё, вопрос закрылся. А так не знаю, нам родители доверяли так же, как и я своим детям.