Вадим Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

— Да, но я ни в какую.

— После института ты начала работать в Театре юного зрителя, где тебя прекрасно приняли. А у тебя был период, когда ты играла зайчиков, белочек? Или сразу «Трамвай „Желание“» Теннеси Уильямса?

— Что ты! Курица, мышка, березка — это в ТЮЗе считается курсом молодого бойца. Причем в спектакле «Два клёна» начинающая актриса играет все эти три ипостаси, перевоплощаясь по ходу действия. Для меня это была премьера, дебют на сцене. Отлично помню свой первый спектакль «Два клёна». Причем это было юбилейное представление — 1200-й спектакль, а постановке в тот день исполнялось сорок восемь лет, представляешь? А уже потом были «Трамвай „Желание“», «Роберто Зукко».

— В спектакле «Трамвай „Желание“» легендарного режиссера Генриетты Яновской ты играла Стеллу, сестру главной героини, открытую, доверчивую, с чистой душой. Это был великолепный спектакль. И «Роберто Зукко» тоже — с Лядовой в роли смешной угловатой девчонки… Меня, Лена, знаешь, что поразило в свое время? Режиссер Кама Гинкас (еще одна театральная легенда!) однажды поделился со мной, что долго вынашивал замысел постановки в ТЮЗе «Леди Макбет Мценского уезда» по повести Лескова и что в главной роли он видел только тебя. Но ты отказалась играть.

— Да.

— Почему, Лена? Ведь это же роль, о которой, как мне кажется, мечтает любая актриса. Очень чувственная любовная история, настоящая трагическая героиня.

— Мне кажется, это какая-то странная теория о мечтаниях актеров сыграть конкретные роли. Мне эта история не показалась впечатляющей, да и роль не была мне интересна. Тем более мы с Камой Мироновичем раньше работали вместе и были достаточно откровенны. Я ему просто задала вопрос, в каком виде он бы хотел меня видеть, в той ли ипостаси, в которой я выступала в его предыдущих спектаклях? Какие ему от меня нужны душевные затраты, краски какие? Выяснилось, что такие же, как это было и раньше. То есть я поняла, что он от меня ничего не ждет нового. А я сама от себя чего-то нового ждала. Поэтому мы с ним не совпали.

— У тебя, конечно, такие высокие требования в профессии! Что в принципе и должно быть, только не каждый так свободен внутри, чтобы сказать режиссеру «нет». Ты продолжаешь оставаться в штате ТЮЗа?

— Я ушла из театра, потому что считаю нечестным ничего не играть и при этом получать зарплату. Отказываться от постановок и получать зарплату — это неправильно. Если ты находишься в штате, на тебя рассчитывают, о тебе думают, а у тебя самой другие планы. Наверное, надо сказать друг другу, что, может, мы встретимся попозже, но сейчас просто не занимать мысли уважаемых мною людей — Генриетты Яновской и Камы Гинкаса.

— Сниматься в кино оказалось для тебя более заманчивым делом.

— Понимаешь, работая над какой-то театральной ролью, ты работаешь и над собой. Роешься в себе, открываешь что-то, закрываешь, находишь какую-то лыжню, на которую надо встать. Но долго ехать по этой лыжне, как мне кажется, вредно для организма. Я вообще за недолгосрочные постановки, за бродвейский вариант: собрались, сделали спектакль, год его отыграли и расстались. Просто практика русского театра абсолютно другая: при удачном стечении обстоятельств актер получил роль на заре карьеры и с нею же и умер. А я не приверженец такого театра, я считаю, что, когда ты годами играешь один спектакль, уже яды начинают исходить из человека, они идут в роль и обратно. И мотиваций играть один и тот же спектакль со временем становится всё меньше.

— В этом смысле кино — совсем другое дело: встретились, поработали, расстались.

— Встретились, поработали, что-то открыли в себе и расстались, да.

— Насколько для тебя важно понравиться режиссеру и продюсеру, если ты понимаешь, что хочешь в их картине сниматься?

— Знаешь, Вадим, у меня были хорошие учителя, начиная со «Щепки», которые все-таки научили в первую очередь не пытаться кому-то другому понравиться и угодить, а нравиться прежде всего себе. Как-то странно строить свою жизнь и при этом оглядываться на чужие интересы. Угодить можно только качеством своей работы. А всё остальное к профессии не имеет никакого отношения. Я не знаю ни одного великого художника, который бы сначала пытался угодить, а потом уже писал свои произведения. Нравлюсь я кому-то как личность или нет — это вообще не имеет отношения к профессии, на экране останется только тот образ, который у меня получился.

— У тебя бывали случаи, когда ты начинала сниматься, а потом вдруг понимала, что ты и режиссер — две несовместимые стихии?

— Конечно. Но я всё равно продолжала сниматься.

Естественно, еще ни один проект я не завалила. Если происходит столкновение интересов, то мы пытаемся его разрешить путем переговоров. Но случались проекты, где мы с некоторыми режиссерами на определенном отрезке съемок уже переставали понимать друг друга. Где-то меня оставляли в покое режиссеры и…

— …давали доиграть так, как ты считала нужным?

— Да, соглашались с тем, что я была права.

— Вот эта бескомпромиссность, нежелание кому-то угодить у тебя в крови?

— Почему бескомпромиссность? Мне кажется, что все мы такие многосложные, всё зависит от ситуации. Просто слово «угодить» вообще не про меня. Кому я должна угодить? Не понимаю. Мне дают работу, и я ее делаю как профессионал. Угодить я должна только зрителю, тому, для кого я работаю, зрители должны что-то получить от моей работы. Все остальные — это цеха, такие же, как и я, мы все делаем общее дело.

— Когда на съемках фильма «Елена» ты встретилась с Андреем Звягинцевым, то сразу поняла, что это твой режиссер, человек твоей группы крови?

— С Андреем мы встретились гораздо раньше: в его картине «Изгнание» я озвучила Марию Бонневи, главную героиню, после этого он снял короткометражку «Нью-Йорк, я люблю тебя» для альманаха, где я читала закадровые стихи. Поэтому мы с ним уже были знакомы, только на площадке не встречались. Я понимала его манеру, перфекционизм Андрея. А когда встретились уже на площадке съемочной… Ну что тут сказать, прекрасный режиссер!

— Потом был «Левиафан». Внешне ты играешь очень сдержанно, но с таким накалом драматизма! Просто потрясающе… В «Левиафане» ты снялась с Володей Вдовиченковым. Вам предлагают еще играть вместе?

— Совместных предложений у нас много. Но пока особо ничего не заинтересовало. Пока это просто чьи-то попытки попользоваться нами, а вот в этом участвовать мы не хотим.

— А ты сразу чувствуешь такие нотки, да?

— Уже по звонку, по тому, как с тобой разговаривают, чувствую. Понятно же, с каким прицелом тебя зовут сниматься и чего от тебя хотят. Мы, актеры, наверное, отчасти все-таки психологи, потому что мы всю жизнь изучаем человека, взаимоотношения людей. Мы ничем другим не занимаемся, кроме того, что разбираем причинно-следственные связи. Но мне изучения человека, самой себя, в конце концов, в рамках одной актерской профессии недостаточно. И я иду за помощью к науке, к ученым. Читаю труды филолога Татьяны Черниговской, слежу за ее выступлениями, лекциями.