Константин Купервейс - Людмила Гурченко. Золотые годы

Но что теперь делать? Мириться с такими условиями жизни и не вертеть головой по сторонам? Лететь за ней? Продолжать отдыхать? Написать письмо или послать телеграмму? Решения не было. А может быть, она сама напишет и все мои предположения окажутся выдуманными? Никакой ревности. Просто надо уехать. Маловероятно. И все же я поехал в Москву. Я помнил, что Люся должна была сразу уехать в Ленинград на озвучание.

Приехал домой, где меня встретил папа, удивившись, почему я прилетел раньше. Он долго расспрашивал про отдых, про Севастополь и, наконец, про Люсю. Я снова собрал чемодан и вечером на «Красной стреле» отправился в Ленинград.

Целый день, до моего вечернего поезда папа осторожно подходил к главному вопросу, к тому, что «дело не в возрасте, а в социальном статусе, материальном положении и жизненном опыте». Ведь она уже четыре раза была замужем, а я один, да еще пока не развелся (но об этом позже). Я чувствовал, что он очень волнуется за меня, за начинающиеся серьезные отношения. Папа понимал, что это порыв, вихрь эмоций, стремление стать взрослее, и пытался меня остановить, убедить. Но я рвался в Ленинград.

Прямо с Московского вокзала я поехал на «Ленфильм», надеясь выяснить, что же все-таки произошло? Какая будет реакция на мое появление. Приехав на «Ленфильм», я позвонил в группу «Старых стен» и попросил передать Людмиле Марковне, что приехал Костя. Довольно быстро мне выписали пропуск, и через пару минут я уже входил в офис группы… Не могу сказать, что, увидев меня, Люся запрыгала от счастья. Напротив, холодный взгляд, равнодушный разговор… Тема «длинных волос» не поднималась. Но вскоре она оттаяла, так и не объяснив, что же произошло.

Позже в Питер я приезжал довольно часто, так как Люся много снималась на «Ленфильме». Она всегда говорила, что «Ленфильм» для нее как дом родной. Там были ее любимые костюмеры, гримеры, реквизиторы. Она очень быстро находила с ними общий язык. Мы часто ходили в гости к ленинградской киноэлите. Это были Игорь Дмитриев, Олег Басилашвили, Владимир Венгеров, Виктор Трегубович, замечательный композитор Виктор Лебедев и много-много костюмеров, реквизиторов, художников. Они приносили разные старинные тряпочки, детали костюмов, которые позже использовались в вечерних и актерских нарядах, аксессуары для одежды, фурнитуру… Дома половина шкафа была забита этими «тряпочками», и она знала чуть ли не по имени каждый кусочек и где он лежит!

Вот тут можно поподробнее. Люся очень любила старинные вещи: посуду, различные безделушки, графины, стаканы, бокалы, пепельницы, туалетные наборы, флаконы, все красивое и изящное. Мы часто ездили в комиссионный магазин у метро «Октябрьская», где ее знали все продавцы и всегда оставляли для нее что-то интересное. У нас дома стояли кузнецовские сервизы, посуда Гарднера, Попова, были серебряные туалетные наборы, различные вазочки… невозможно перечислить все! Она умела очень интересно рассказать историю каждой вещицы, с любовью демонстрировать ее. А сколько было бижутерии! Коробки! Иногда я даже переделывал какие-то серьги или кулон, как завзятый ювелир. Но главная гордость – это уникальная коллекция уранового зеленого стекла, стаканы и вазы. Люся любила поставить на круглый столик из карельской березы зеленую вазу из уранового стекла, а в нее розовую гвоздику, но именно так, чтобы на этот натюрморт падал солнечный свет. Помню, подобная фотография была даже на обложке журнала «Советский экран». Позже специально для урановой коллекции была сделана на заказ горка из карельской березы. Специально около полугода мы ждали шпон из Карелии, а горку делал замечательный мастер-краснодеревщик Саша Иванов.

У Саши были золотые руки. Сколько старинной мебели, хлама, я не побоюсь этого слова, он отреставрировал! Зеленого стекла в Европе было очень мало, потому что стеклодувы быстро умирали от паров урана (так нам объясняли). Похожей коллекцией обладал замечательный композитор Василий Соловьев-Седой. Только у него было сиреневое стекло. Они часто перезванивались с Люсей, обсуждая какую-то вазочку или рюмку.

Потихонечку началась наша совместная жизнь. Мы осторожно притирались друг к другу, у нас появлялись какие-то привычки, правила, ритуалы. Я все еще не мог перевезти свою одежду, предметы быта, было как-то неудобно «переезжать» совсем, поэтому я ездил домой в Люблино переодеться или взять какие-то вещи. А тут подошло время официального развода с Татьяной. Люся обещала поехать со мной в загс. Поскольку мы ничего с Татьяной не делили, детей у нас не было, то развод происходил в загсе. Я был совершенно спокоен, как ни странно. Люся действительно поехала со мной. Нас с Татьяной быстро развели, и… все! У Тани были полные слез глаза, она стояла, молча смотрела на меня, а потом резко повернулась и пошла в противоположную сторону.

В том 1973 году понемножку активизировались режиссеры. Пошли звонки с киностудий, присылались сценарии. Люся была на седьмом небе. Ведь она так долго ждала этого. Закончились съемки «Соломенной шляпки» режиссера Леонида Квинихидзе. Мы тем временем сделали концертную программу и впервые поехали на гастроли вдвоем. Взяли с собой самодельную акустическую аппаратуру (сейчас даже не могу себе представить, как можно было с этой аппаратурой работать, но мы работали). Люся спросила, куда бы я хотел поехать? Это было так неожиданно, что я замешкался… и сказал: в Ереван. Я любил этот город, там осталось много друзей, однокурсников. И мы поехали в Ереван.

Поездку организовали в Бюро пропаганды советского киноискусства. Была такая организация, которая отправляла актеров на дополнительные заработки. И действительно, в таких поездках удавалось чуть-чуть заработать. В кино была ставка за съемочный день, в Театре киноактера, где Люся числилась, зарплату она получала только тогда, когда не было съемок. Поездка в Ереван была короткой, я встретился со своими сокурсниками, пригласил их всех на концерт. Гастроли прошли хорошо, спокойно. Это была первая проба пера. Уже позже, в 1974 году, мы поехали в очень долгую поездку по Казахстану и Киргизии, которая продлилась 24 дня. Был февраль, холода стояли страшные. Дома культуры отапливались плохо. Мы были вдвоем с Люсей и администратором Сашей Сибгатулиным, профессиональным и добрым человеком. Ездили с этой же «потрясающей» звуковой аппаратурой. За 24 дня мы дали 81 концерт! Люся решила купить машину. И большую часть денег на нее мы заработали! У нас было много творческих встреч с прекрасными зрителями, советским народом. Про одну из таких встреч хочется рассказать.

Был у нас концерт в Дунгановке (Казахстан). Машина выехала в 10 утра. К 13 часам были на месте. По какому «навигатору» ехал водитель, для меня осталось загадкой. Ни дорог, ни указателей… И вот подъехали мы к клубу довоенной постройки, стоящему в бескрайней степи. Вокруг ни домов, ни людей, ни машин, ни автобусов (зрителей иногда привозили на автобусах). Только клуб. Мороз градусов 15, если не больше. Входим, нас ведут в «гримерку». Холод страшный. Комната обогревается электрической плиткой. Как переодеваться? Зуб на зуб не попадает, руки синие, пальцы не гнутся, а пианино такое, что и рассказать невозможно!