Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Отношение к оставленной нами родине среди эмигрантов весьма различно. Хотя, попав в Америку, мы стали писать это слово с маленькой буквы, многие навещают страну своего рождения по два и более раза в году. Воздух отечества не потерял для них, видимо, своей прелести. Есть у меня, однако, приятель, который твёрдо решил туда больше никогда не ездить. Слишком крепко засела в его памяти история о том, как его травили кагебешники, как предлагали на выбор Сибирь и Израиль. Но есть и такие, кто прошлые обиды в эмиграции позабыли. Так в начале горбачевской "весны" в 1987-89 годах в Москву кинулись некоторые наши писатели-диссиденты. Они были уверены, что обновленная Михаилом Сергеевичем Россия воздаст им аплодисментами за их оппозиционную деятельность 60-х — 70-х годов. Насколько я слышал, аплодисменты оказались более чем сдержанными и длились недолго. Более естественно выглядят те одесситы, харьковчане и киевляне, что отправляются в города своего рождения прежде всего для того, чтобы продемонстрировать там шикарные американские шубы и рассказать землякам, какой великолепный дом приобрели они в окрестностях Нью-Йорка. Разумеется, кого-то на родину влечёт вполне естественное желание повидать близких и родных. Ну, этот вариант в комментариях не нуждается.

Мне, однако, ни разу не удалось услышать от членов нашей, так называемой третьей волны эмиграции, что их поездки в родные края продиктованы просто любовью, любовью к России. Подозреваю, что если бы такая мысль была высказана в компании моих ньюйоркских знакомых, она вызвала бы у присутствующих только удивление и иронические улыбки. Для нас, людей, как правило, рациональных, такая абстрактная любовь представляется смешновато-глуповатой. И тем не менее мне довелось недавно повидать человека, для которого Россия, родина — слова, вызывающие искреннее любовное чувство.

Хотя он родился далеко от России и впервые встал на российскую почву в возрасте за шестьдесят, все его интересы обращены прежде всего к этой стране. Гражданин Америки, он не только стремится узнать как можно больше о России, но постоянно ищет, чем и как практически помочь ей. В частности, он старается разъяснять беды и страдания русского народа иностранцам. Его устремления не остаются в Америке незамеченными. Несколько дней назад Георгий Григорьевич Вербицкий (так зовут моего нового знакомого), специалист-компьютерщик высокого класса, а ныне пенсионер, получил за свои просветительские труды своеобразную награду. Американское общество филателистов вручило ему медаль за освоение новой, прежде никем не разрабатываемой области филателии. Такие награды даются крайне редко и считаются знаком высокого уважения к филателисту. Григорий Григорьевич действительно привёз на филателистическую выставку неподалёку от Филадельфии уникальную коллекцию. Он продемонстрировал собрание почтовых открыток, которые в 1942–1945 годах из немецких трудовых лагерей посылали домой его русские соотечественники. Таких мучеников было во время войны немало. Если в 1942 году гитлеровская Германия на насильственных работах использовала 1700 тысяч человек, то в 1944-м — уже 7 миллионов, из них 3 миллиона — граждане Советского союза. Люди эти работали по 10–12 часов в день, голодали, мёрзли, их избивали, а подчас и расстреливали. Но в какой-то момент гитлеровцы "смилостивились" и рабам, завезённым из России, разрешили переписываться с родными, точнее — посылать два раза в месяц небольшую специально для этого отпечатанную открытку. Вербицкий — первый, кто полвека спустя собрал более сотни таких почтовых отправлений с портретом фюрера и штемпелями гитлеровской цензуры. Его коллекция открыла страшную и до сих пор малоизвестную картину жизни миллионов россиян — русских, украинцев, белорусов, которые вошли в историю под именем остарбайтперов.

На отдельном стенде собиратель-филателист поместил свою только что опубликованную по-русски и по-английски книгу на ту же тему, "Почта остарбайтеров Второй мировой войны” (Издательство "Эрмитаж”, 1996 г.). "Цель этой книги, — пишет автор, — сохранить воспоминания и данные об остарбайтерах по документам и переписке того времени. Весточки, которые мы читаем, коротки и не витиеваты. Писала их в большинстве случаев молодёжь, многие из них — дети школьного возраста, захваченные в рабочий плен немцами." "Это моя попытка осветить малоисследованный уголок истории российского народа, — пояснил мне при встрече Георгий Вербицкий. — Я ищу, чем можно быть полезным России, что я, пожилой американский пенсионер, могу сделать для неё."

Мы беседуем с Георгием Григорьевичем в его доме, расположенном в городе Бингемтоне (штат Нью Йорк). Дом весь проникнут подчёркнутой русскостью хозяев. Куда ни глянешь — самовары, русские тарелки на стенах, матрёшки, расписные деревянные миски и ложки. На полках русские книги, на столе хозяина свежие номера российских журналов: "Новый часовой", "Новая и новейшая история", "Российская провинция", "Русское прошлое", "Россия в XXI столетии". Корни привязанности ко всему отечественному уходят у моего знакомого в глубину десятилетий. Отец Георгия — белый офицер-артиллерист, после Гражданской войны оказался в Югославии. Там же родился его сын. Хотя семья прожила в Югославском королевстве более двадцать лет, Вербицкий-старший отказался принять подданство приютившей его страны. Он чувствовал себя русским и только русским. В семье никогда не остывала надежда на крушение коммунизма и на возвращение белой эмиграции домой. История, увы, сложилась иначе: Вербицким, как и тысячам других белоэмигрантов, пришлось бежать от наступающей Красной армии в Германию. В Мюнхене национальные чувства Вербицкого-младшего подкрепила православная церковь и основанная священником о. Александром Киселёвым русская гимназия "Милосердный самарянин". "Не давали нам забыть о нашем происхождении и немцы, — вспоминает Георгий Георгиевич. — Более всего они ненавидели евреев и цыган, третьими в этом списке шли мы — русские. Из-за этого нам приходилось в беженских лагерях жить крайне обособленными группами".

В Америку перебрались в конце сороковых. Никаких велферов и других форм "социализма" (выражение моего собеседника) как первая, так и вторая эмиграции не знали. На хлеб зарабатывали в качестве рабочих на лимонных и апельсиновых плантациях во Флориде. Тем не менее к 1954 году молодой Вербицкий окончил колледж и стал инженером-электронщиком. То была пора рождения новой индустрии — компьютерной. Юношу приняла на работу ныне знаменитая фирма Ай Би Эм (Интернешнл Бизнес Машин Корпорейшн — IBM). Служебную карьеру русского инженера в АйБиЭм иначе, как блестящей, не назовешь. Тому свидетельство — целая стена в его кабинете, увешанная благодарственными грамотами. Он сделал более сотни изобретений и усовершенствований и ушёл на пенсию в качестве главы большого отдела с бюджетом в сто миллионов долларов. Приглашают его крупнейшие компьютерные компании для консультации и по сей день.