П. Смирнов - Школа штурмующих небо

Но вот раздалась команда старшего группы:

— По самолетам!..

Экипажи заняли места в кабинах. На берегу толпились провожающие: керченские рыбаки, портовые рабочие.

Первой пошла на взлет тройка со старшим группы. Вспенилось за хвостами море, воздух наполнился густым хлопаньем пропеллеров, восторженным гулом провожающих. И вдруг все звуки разом стихли. Ведущая тройка не взлетела. Она пересекла всю бухту, вышла в пролив и оттуда возвращалась назад. Повторила разбег, начав его от пирсов, и снова вернулась. Самолеты, словно их заколдовали в Керчи, не могли оторваться от воды. Моряки на судах смеялись, протягивая с кормы смоленые концы канатов:

— Цепляйтесь, пилотяги!

Пилотяги поворачивались к судам затылками. Выбравшись из машин, они снова все собрались на берегу и со слезой в голосе обращались друг к другу:

— В чем дело?

«Старики», теперь уже гневно, ворчали на молодежь:

— Вот вам и дома…

Загадку, заданную самолетами, разгадал старший техник:

— Братцы! — вдруг радостно произнес он. — А ведь вода-то в проливе пресная! Почти пресная. Плотность ее меньше черноморской. Вот она и присасывает. Были бы моторы посильнее — мы бы взлетели. А так… Смажем поплавки, и дело пойдет наверняка.

Тавот — технический вазелин — добыть не удалось. Зато портовики подкатили аэронавтам, терпевшим бедствие, целую бочку свиного жира. Механики смазали свиным жиром поплавки. Летчики выбросили из кабин все лишнее, даже свои регланы. Только после этого гидросамолеты, и то не с первой попытки, смогли оторваться от колдовской воды Керченского пролива и взять курс на Ейск.

А в Ейске их уже давно ждали. Молодежь ждала с цветами и просьбами — принять в летчики.

Жители Ейска, кстати, дали название школе: «Ейская». Это название и закрепилось за ней навечно.

Бросив якорь в Ейске, морская школа моментально преобразилась. Она получила новые штаты и такое количество самолетов, сколько ей и не снилось прежде.

В Севастополе, даже в самую лучшую пору, едва набирали четыре десятка машин, пригодных для работы. В Ейске же самолетов могли поднять в десять раз больше — 446, в том числе новейшие, сухопутные — учебные «У-2» и боевой «Р-1».

«Р-1», двухместный одномоторный биплан, разведчик и ближний бомбардировщик, имел первый советский синхронный авиационный пулемет «ПВ-1». Выполнял весь сложный пилотаж: глубокие виражи, боевые развороты, перевороты через крыло, петли. Хорошо штопорил, легко выходил из штопора. Но не прощал никому небрежности в пилотировании. И все же «разведчика» любили, им гордились.

— Кто летает на «Р-1», — говорили моряки, — тот летчик!..

Позже в школу пришла более совершенная отечественная техника. Это были бомбардировщики «ТБ-1» и «ТБ-3», с моторами водяного охлаждения «М-17» — первыми мощными моторами советского производства.

Учлеты, засидевшиеся у спусков, ожидая очереди на полеты, воспрянули духом. Они видели: к ним пришла мощь. Мощь, способная поднять всех парней, рвавшихся в небо, а в случае войны — отразить удар любого врага.

Направляя в школу новую технику, Управление ВВС РККА ставило перед постоянным составом повышенные требования: увеличить количество обучаемых, по сравнению с севастопольским периодом, в десять раз. В связи с этим при штабе создаются отделы: морских летчиков, сухопутных летчиков, летчиков-наблюдателей, авиамехаников. Школа становится своеобразным комбинатом подготовки кадров для Военно-Воздушного Флота. Курс обучения летчиков определялся двухгодичный.

Задачей № 1 постоянного состава было — научиться грамотно эксплуатировать боевую технику, используя ее высокие летно-тактические данные. Овладеть самим, а затем научить переменный состав пилотировать по приборам: в облаках, ночью над сушей и над морем К выполнению задачи № 1 командование подошло осторожно, малыми силами, специальной группой, созданной из опытных летчиков. В спецгруппу вошли командир отряда Х. А. Рождественский, командир звена П. В. Анисимов и другие. Руководил ими инструктор — летчик эскадрильи летнабов Е. А. Федоренко, Позже, когда весь командный состав научился пилотировать по приборам, к сложным полетам начали допускать курсантов. Курсантам устанавливался обязательный минимум — 10 полетов ночью на самолете «У-2». «У-2» имел под левым крылом фару, но пользовались ею в особых случаях — при вынужденной посадке в поле.

На аэродроме садились при свете костров и «летучих мышей». По сигналу руководителя полетов «Пламя!» красноармейцы, команды обслуживания, зажигали мазут в жаровнях и следили, чтобы пламя не погасло.

На фонари взлетали и выходили после выполнения задания. Фонари «летучая мышь», расставленные буквой Т, указывали полосу приземления. Заправлялись они керосином, в то время не лучшим, а потому часто хандрили. Кроме умения водить самолет ночью, летчик должен был еще уметь угадывать огни своего ночного старта. Не спутать их с кострами цыганских таборов или же колхозных станов.

Натренированности на земле к выполнению летных упражнений, ориентированию в воздухе, определению погоды, своих и чужих самолетов уделялось главное внимание. Теперь уже стало недостаточным уметь только держаться за ручку. Новые образцы боевых самолетов и сложные виды летных упражнений не прощали пассивности, неряшливости, дилетантских знаний материальной части, теории полета, воздушной тактики, района полета, специального оборудования кабин. Грамотно эксплуатировать технику, действовать собранно, уверенно учили на земле и в воздухе методом показа и рассказа, личным примером. Особое внимание уделялось инициативе курсантов, умению грамотно и уверенно действовать в особых случаях полета.

В программе летной подготовки осталось упражнение: расчет и посадка с остановленным винтом. Прежде это упражнение выполняли на глазок. В море ведь было места много. Приводниться можно было за тысячу метров от знаков. «Глазок» с вооружения сняли и ввели в норматив на посадке для всех летающих плюс — минус пятьдесят метров. Не уложился — двойка, командирская «стружка» и вывозные полеты до полного прозрения.

Перевалив горизонт достигнутых успехов в севастопольский период, школа уверенно набирала темпы. Все механизмы ее работали слаженно.

Словом, дела шли хорошо. И только омрачала общую радость одна весьма важная деталь — отсутствие радиосвязи.

Да, без нее уже нельзя было работать. Повысился потолок и радиус полета самолетов, росло количество взлетов и посадок. Эскадрильи нередко действовали на два старта. Одновременно на нескольких точках. Выдавались часы, когда над Ейском — над сушей и морем — кружились десятки различных самолетов. Нередко их пилотировали учлеты самостоятельно. Им обязательно требовалась связь с землей, умное, вовремя брошенное слово с земли. Сигналы «попхема» не всегда помогали. И совсем не помогали летчикам ночью, на маршруте, в непогоду.