Билл Клинтон - Моя жизнь

• К 2000 году американские учащиеся должны будут оканчивать четвертые, восьмые и двенадцатые классы, продемонстрировав знание таких важных предметов, как английский язык, математика, естественные науки, история и география; во всех школах Америки детей должны научить самостоятельно мыслить и подготовить к тому, чтобы они могли стать ответственными гражданами, к продолжению учебы и плодотворной работе в условиях нашей современной экономики.

• К 2000 году американские учащиеся должны стать первыми в мире по достижениям в естественных науках и математике.

• К 2000 году все взрослые в Америке должны стать грамотными и обладать необходимыми знаниями и профессиональными навыками, чтобы быть конкурентоспособными в условиях мировой экономики, пользоваться своими правами и выполнять свои гражданские обязанности.

• К 2000 году все школы Америки должны стать свободными от наркотиков и насилия, в них должны быть обеспечены дисциплина и порядок, необходимые для успешного овладения знаниями.

Тридцать первого января, сидя на балконе в Палате представителей, я слушал выступление президента Буша, который объявил эти цели и сообщил, что они были разработаны совместно Белым домом и Специальной комиссией губернаторов по проблеме образования и войдут в еще более всеобъемлющее заявление о целях, которое мы представим всем губернаторам штатов на их зимней конференции в следующем месяце.

Этот документ, принятый губернаторами в конце февраля, стал достойным преемником доклада «Страна в опасности» 1983 года. Я гордился причастностью к его разработке, на меня произвели большое впечатление знания и преданность делу моих коллег-губернаторов, я также был благодарен президенту, Джону Сунуну и Роджеру Портеру. В течение следующих одиннадцати лет я в качестве губернатора штата Арканзас, а затем и как президент не покладая рук работал над достижением этих целей в сфере образования в масштабах страны. Наша планка была установлена высоко. Однако, когда стремишься к достижению высоких целей, в конечном счете удается значительно продвинуться вперед, даже если некоторые попытки оказываются неудачными.

В последние месяцы 1989 года я размышлял над тем, чему мне следует посвятить остальную часть моей жизни. Существовали убедительные аргументы против того, чтобы в пятый раз добиваться выдвижения своей кандидатуры на пост губернатора. Меня огорчало, что я не смог собрать средств, необходимых для дальнейшего совершенствования системы образования, развития детей дошкольного возраста и здравоохранения. После десяти лет пребывания на посту губернатора я мог остановиться, оглянуться на подлинные успехи, которых, вопреки обстоятельствам, добился за это десятилетие, и оставить за собой возможность добиваться избрания на пост президента в 1992 году. Если же я снова решился бы баллотироваться на пост губернатора, то мог бы потерпеть поражение. Я уже проработал дольше всех других губернаторов, кроме Орвала Фобуса. Кроме того, результаты опросов общественного мнения показывали, что многие арканзасцы хотели видеть на этом посту нового человека.

С другой стороны, мне нравилась как практическая политическая деятельность, так и разработка политической стратегии. Кроме того, не хотелось уходить с поста губернатора с неприятным чувством из-за неудач с финансированием в 1989 году. У меня по-прежнему была талантливая, энергичная и очень честная команда. За все время моего губернаторства мне только дважды предлагали деньги за принятие определенного решения. Одна компания, которая хотела выиграть тендер на медицинское обслуживание заключенных, предложила мне через посредников значительную сумму. Я распорядился вычеркнуть эту фирму из списка участников тендера. Один из окружных судей обратился ко мне с просьбой принять мужчину, добивавшегося помилования для своего племянника. Этот пожилой человек десятилетиями не имел никаких контактов с правительством штата и определенно считал, что поступает абсолютно правильно, предлагая мне десять тысяч долларов за решение о помиловании. В ответ на это предложение я сказал: ему повезло, что я плохо слышу, поскольку сейчас он, возможно, совершил преступление. Я посоветовал этому мужчине, вернувшись домой, пожертвовать деньги своей церкви или приюту и обещал разобраться в деле его племянника.

Мне очень нравилась работа губернатора, и я просто не представлял, чем буду заниматься, если откажусь от нее. В конце октября я отправился на ярмарку штата, где бывал каждый год. В тот раз я провел там несколько часов и разговаривал со всеми, кто хотел со мною встретиться. Ближе к концу дня ко мне подошел мужчина в рабочем комбинезоне, на вид лет шестидесяти пяти. Из разговора с ним я узнал много интересного для себя. «Билл, ты собираешься снова выставлять свою кандидатуру?» — спросил он. «Не знаю, — ответил я. — Если решусь, вы будете за меня голосовать?» «Наверное. Я всегда за тебя голосую», — сказал мужчина. «Я вам не надоел за все эти годы?», — поинтересовался я. Он, улыбнувшись, ответил: «Мне — нет, но всем остальным, кого я знаю, — да». Я засмеялся и заметил: «Разве они не считают, что я хорошо поработал?» Он отпарировал: «Конечно, но ведь ты получал чек каждые две недели, не так ли?» Это был классический пример еще одного политического «закона Клинтона»: все выборы обращены в будущее. Я просто должен был добросовестно делать свое дело, как всякий другой человек, зарабатывающий себе на жизнь. Хорошая репутация полезна главным образом как гарантия того, что, если вас переизберут, вы выполните свои обещания.

В ноябре пала Берлинская стена — символ разделения мира на два лагеря во времена холодной войны. Как и всем американцам, мне было приятно смотреть на молодых немцев, разбиравших ее и уносивших с собой камни в качестве сувениров. Наша долгая борьба с коммунистической экспансией в Европе заканчивалась победой свободы благодаря единому фронту в лице НАТО и американским руководителям — от Гарри Трумэна до Джорджа Буша. Я вспомнил свою поездку в Москву почти двадцатилетней давности и жадный интерес русской молодежи к поступавшей с Запада информации и к западной музыке, отражавший их стремление к свободе. Вскоре после этих событий мой давний друг Дэвид Ифшин подарил мне два кусочка Берлинской стены. В судьбоносную ночь 9 ноября он находился в Берлине и вместе с немцами разбирал эту стену. Дэвид был активным, привлекшим внимание к своей позиции противником войны во Вьетнаме. Его радость по поводу падения Берлинской стены символизировала перспективы, открывшиеся, по мнению всех американцев, в эпоху, наступившую после окончания холодной войны.

В декабре мой старый наставник пастор У.О. Вот потерпел поражение в борьбе с раком. За несколько лет до этого он ушел из церкви «Эммануил», выйдя на пенсию, и его преемником стал д-р Брайан Харбор, прекрасный молодой пастор, представлявший редеющие ряды прогрессивных южных баптистов, с которыми я себя отождествлял. Д-р Вот продолжал активную деятельность и на пенсии, пока из-за болезни не ослабел до такой степени, что не мог уже совершать поездки и выступать. За несколько лет до этого он пришел ко мне в резиденцию губернатора. Пастор заявил, что хочет сказать мне три вещи. Во-первых, подчеркнул он, ему известно, что меня беспокоит нравственная сторона смертной казни, хотя я ее всегда поддерживал. Пастор объяснил мне, что библейская заповедь «не убий» не запрещает законных казней, поскольку исходным греческим словом определяют не все виды убийства. Он добавил, что буквально эта заповедь звучала так: «не совершай убийства». Во-вторых, сказал он, его тревожат нападки фундаменталистов, которые осуждают мою позицию в отношении абортов, предусматривающую право выбора. Пастор хотел, чтобы я знал: хотя он считает, что аборты делать грешно, Библия их не осуждает и говорит, что жизнь начинается не с зачатия, а с того момента, когда ее «вдохнули» в ребенка, шлепнув его по попке после извлечения из тела матери. Я спросил его, что он думает о библейском постулате, согласно которому Бог знает нас, когда мы еще находимся в материнском чреве. Он ответил, что этот стих подразумевает всеведение Бога и с таким же успехом можно сказать, что Бог знал нас еще до того, как мы оказались во чреве матери, и еще до того, как родился кто-либо из наших предков по прямой линии.