Эрих Фромм - Мой пациент – Гитлер. Психоанализ фюрера

Гайдн также рассказывает нам, что в 1923 году Гитлер был на совещании с Людендорфом и вдруг неожиданно выскочил без каких-либо извинений. Весной 1932 года он прибыл на митинг группы Вербанд Вайришер Индустриеллер, где собирался выступить. Эта группа единомышленников не была расположена к нему, но для Гитлера было важно завоевать их. «… Он останавливается, с озадаченным молчанием смотрит на стол. Внезапно Гитлер круто поворачивается на каблуках и, не говоря ни слова, направляется к двери». То же случилось спустя год, когда в качестве канцлера он должен был выступать перед Рейхсвербанд дер Дойчен Прессе. Опять он почувствовал недоброжелательность группы и опять ретировался со сцены. «… Этот трюк фюрер будет использовать часто: когда ситуация становится затруднительной, он прячется».

И в самом деле, когда возникают затруднительные ситуации, великий диктатор, который гордится своей решительностью, твердостью и другими качествами лидера, ломается и плачет, как ребенок, взывающий к сочувствию. Раушнинг пишет:

«В 1932 и 1934 годах он жаловался на неблагодарность немецкого народа в хныкающих тонах дешевого артиста мюзик-холла! Слабое существо, которое обвиняло и дулось, взывало и умоляло, умывая руки в задетом тщеславии («Если немецкий народ не хочет меня!?») вместо того, чтобы действовать».

Отто Штрассер докладывает:

«Он схватил мои руки, как уже делал два года назад. Его голос захлебывался от стенаний, а по щекам текли слезы».

Гайдн сообщает о сцене, которая произошла, когда по приглашению партийных лидеров прибыл Грегор Штрассер:

«Никогда я бы не поверил тому, как может вести себя Гитлер. Он закричал, положил голову на стол и заплакал. На глаза многих из присутствовавших накатились слезы, когда они увидели, как их фюрер плачет. Юлиус Штрейхер, которого многие годы унижал Штрассер, отозвался со своего укромного местечка на заднем плане: «Позор, что Штрассер так обращается с нашим фюрером!».

В сложных ситуациях Гитлер открыто угрожал совершить самоубийство. Иногда возникает мысль, что он использовал это как форму шантажа, хотя в других случаях кажется сложнее, чем он мог вынести. Во время Пивного путча он сказал чиновникам, которых держал в качестве пленных: «В моем пистолете еще пять пуль – четыре для предателей, и одна, если дела пойдут наперекосяк, для меня». Он также угрожал госпоже Ханфштенгль, что совершит самоубийство; это было непосредственно после провала путча, когда он скрывался от полиции в ее доме. И опять же в Ландсберге он начал голодовку и угрожал замучить себя. В 1930 году он угрожал покончить жизнь самоубийством после странной смерти его племянницы Гели, о которой мы поговорим позже. В 1932 году он опять угрожает осуществить эту акцию, если Штрассер расколет партию. В 1933 году он угрожает свести счеты с жизнью, если его не назначат канцлером, а в 1936 году угрожает совершить это, если оккупация Рейнской области окажется неудачной.

Однако это были относительно не частые проявления, хотя его приближенные осознали, что всегда существует такая вероятность и разумно будет не заводить фюрера слишком далеко. Более частыми были его депрессии, о которых много написано. Абсолютно точно, что время от времени он впадает в очень глубокие депрессивные состояния. В годы пребывания в Вене (1907–1912) он, без сомнений, много страдал от них. Ганиш сообщает: «Я никогда не наблюдал, чтобы так беспомощно впадали в отчаяние». Также возможно, что Гитлер страдал от депрессий во время войны, как сообщает Менд. После смерти своей племянницы Гели (1930), он также впал в жесточайшую депрессию, которая продолжалась некоторое время. Грегор Штрассер по-настоящему опасался, что он мог совершить самоубийство в этот период, и был возле него несколько дней. Есть определенные доказательства, что Гитлер действительно пытался сделать это, но ему помешали. Также интересно отметить, что через несколько лет после смерти племянницы он впал в депрессию во время Рождественских праздников и несколько дней один бродил по улицам.

Раушнинг предоставляет нам яркое описание его состояния после кровавой чистки 1934-го. Он пишет:

«Но сейчас он не создает впечатление победителя. С распухшим лицом и искаженными чертами он сидел напротив меня, когда я докладывал ему. Его глаза были мутными. Он не смотрел на меня. Он играл своими пальцами. Мне показалось, что он не слушал меня… Все время мне казалось, что он боролся с отвращением, усталостью и презрением, а его мысли были далеко… Я слышал, что он мог спать всего лишь час… Ночью он беспокойно бродил по дому. Снотворное не помогало ему… Предположительно, он пробуждался от своего короткого сна в приступах рыданий. Его регулярно рвало. Он сидел в кресле и дрожал, укрытый одеялами… Иногда он хотел чтобы везде зажгли свет и его окружали люди, много людей; однако в следующий момент, он никого не хотел видеть».

Это были серьезные кризисы его жизни, и мы можем допускать, что они, возможно, представляют наихудший вариант его депрессии. Без сомнений, у него очень часто бывают менее серьезные кризисы, когда он удаляется от своих приближенных и размышляет в одиночестве, или периоды, когда он отказывается кого-либо видеть, и раздражителен и нетерпим к своему окружению. Однако, в целом же, похоже, что доклады о депрессиях Гитлера были сильно преувеличены. Ни один из наших информаторов, тесно общавшихся с ним, не имеет никаких сведений о том, что он когда-либо отправлялся в санаторий во время таких периодов, и лишь один источник указывает, что он когда-то прибегал к психиатрической помощи, а это сообщение серьезно воспринимать нельзя. Мы должны допускать, что многие газетные публикации были цветочками, посажеными ведомствами нацистской пропаганды, чтобы увлечь нас ложными ожиданиями.

Есть ряд и других аспектов, по которым Гитлер не кажется своим приближенным тем самоуверенным фюрером, каким ему нравится считать себя. Одним из наиболее выразительных из них является его поведение в присутствии признанных авторитетов. При таких обстоятельствах он явно нервничает и очень скован. Еще в 1923 году Людеке сообщает: «На конференции с Лохнером Гитлер сидел и изо всех сил мял руками свою фетровую шляпу. Его выражение лица было почти покорным».

Фромм пишет:

«Готовность Гитлера войти в милость к присутствующим коронованным особам много комментировалась. Он клялся, дергался и едва не вставал на колени в своем усердии угодить слишком толстой и уродливой принцессе Луизе фон Шахшен-Майнинген, ее брату – наследному принцу Георгу, а также их сестре – великой герцогине Захен-Веймар. Сияя в своем подобострастии, он лично рвался принести им закуску из буфета».

Во время его визита в Рим Гусе пишет: «Сопровождая королеву Елену в Риме, он был похож на вынутую из воды рыбу. Он не знал, что делать со своими руками». Чрезвычайно подобострастен он был к Гинденбургу. Его отношения с людьми очень четко иллюстрируют фотографии, снятые на этих встречах. На некоторых из них он выглядит так, как будто вот-вот собирается поцеловать руку президента. Фланнери также сообщает, что Гитлер, впервые встретившись с Петеном, взял его под руку и проводил к машине. Ханфштенгль сообщает, что он нашел Гитлера за дверьми банкетного зала, в котором давали обед в честь бывшей жены кайзера. Он не мог решиться войти и встретиться с ее высочеством. Когда Ханфштенгль в конце концов, убедил Гитлера войти, последний был настолько скован, что мог лишь, заикаясь, вымолвить несколько слов, а затем попросил разрешения удалиться. Можно привести много других примеров. Под весом доказательств кажется верным, что Гитлер действительно теряет самообладание, когда лицом к лицу встречается с признанными авторитетами, занимающими высокое положение в обществе, или с особами королевской крови.