Юрий Рубцов - Сталинские маршалы в жерновах политики

По словам самого Рокоссовского, на курсах он оказался под огромным впечатлением от рассказа одного из преподавателей-военспецов о немецком военном теоретике К. Клаузевице, одно время служившем в русской армии. И с тех пор стремление повседневно, усидчиво, настойчиво обогащать боевую практику глубоким изучением военной теории, образно говоря, к шашке приплюсовать Клаузевица не оставляло полководца, на какой бы ступени служебной лестницы он ни оказывался. Тем более что учеба в военной академии из-за репрессий и войны так и осталась для него мечтой, и только самообразование позволяло не отставать от требований времени.

В 1930-е гг. его рост шел последовательно — командир-комиссар 7-й Самарской кавалерийской дивизии, дислоцировавшейся в Минске (в ней командиром одного из полков служил Георгий Константинович Жуков), 15-й Отдельной Кубанской кавдиви-зии (Даурия), 5-го кавалерийского корпуса в Пскове. Еще в марте 1919 г. он вступил в ВКП(б), что в той политической действительности было важным условием служебного роста.

Г.К. Жуков так отзывался о своем тогдашнем командире: «Ко мне он относился с большим тактом. В свою очередь, я высоко ценил его военную эрудицию, большой опыт в руководстве боевой подготовкой и воспитании личного состава» [246] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 1. С. 152. .

О том, что принес ему тридцать седьмой год, сам Рокоссовский, по сути, нигде не писал, ограничившись буквально несколькими общими словами. В его автобиографии, датированной 4 апреля 1940 г., есть короткая фраза: «С августа 1937 года по март 1940 года находился под следствием в органах НКВД. Освобожден в связи с прекращением дела». За ней — испытания, которые сумели вынести немногие.

Прослужив в должности командира 5-го кавалерийского корпуса чуть больше года, Рокоссовский был неожиданно арестован и с 17 августа 1937 г. содержался во внутренней тюрьме УГБ НКВД Ленинградской области. Его наряду с командующим войсками Белорусского военного округа командармом 1-го ранга И.П. Беловым, комкорами И.К. Грязновым и Н.В. Куйбышевым оговорил командарм 2-го ранга М.Д. Великанов. Последнего органы НКВД «разрабатывали» на предмет причастности к военно-фашистскому заговору в РККА, не останавливаясь перед физическим воздействием на подследственного.

Попав в тюрьму, хлебнул лиха и Рокоссовский. «Били… Вдвоем, втроем, одному-то со мной не справиться! Держался, знал, что если подпишу — верная смерть», — поведал маршал на встрече со слушателями Военной академии им. М.В. Фрунзе в апреле 1962 г. [247] Свердлов Ф.Д. Неизвестное о советских полководцах. М., 1995. С. 6. Во время пыток ему выбили девять зубов, сломали несколько ребер, отбили молотком пальцы ног. Чтобы морально сломить его, тюремщики, по некоторым сведениям, дважды инсценировали расстрел Константина Константиновича. Ночью его вывели вместе с другими заключенными, поставили у края вырытой ямы. Прогремел ружейный залп. Справа и слева упали. Самого Рокоссовского пули миновали. Какую же силу воли надо было иметь, чтобы не сломаться после всего этого.

По воспоминаниям генерала И.В. Балдынова, который находился в заключении вместе с Рокоссовским, Константин Константинович, возвращаясь в камеру после допросов, каждый раз упорно повторял: «Ни в коем случае не делать ложных признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коль умереть придется, так с чистой совестью…» [248] См.: Белов М.И. Маршалы Победы. М., 1995. С. 115.

Военачальника обвиняли в связях с «врагами народа», а кому-то в вину ставили знакомство уже с ним самим. Об одном из таких случаев вспоминал маршал Г.К. Жуков. Вскоре после вступления в должность командира 3-го конного корпуса в 1937 г. ему пришлось встать на решительную защиту командира 27-й кавалерийской дивизии В.Е. Белокоскова, которого заподозрили в близких отношениях с объявленными «врагами народа» К.К. Рокоссовским, И.П. Уборевичем, Д. Сердичем.

22 марта 1940 г. Константина Константиновича освободили из-под стражи «в связи с прекращением дела». Исследователи сходятся во мнении, что свою роль сыграло настоятельное ходатайство командарма 1-го ранга (позднее — Маршала Советского Союза) С.К. Тимошенко перед И.В. Сталиным, которого он знал с Гражданской войны, а также Г.К. Жукова [249] Гареев М.А. Полководцы Победы и их военное наследие. С. 224; Маршал Жуков. Каким мы его помним. М., 1989. С. 172, 210; Пономарев А.Н Дружба маршалов выше обид: Г.К. Жуков — К.К. Рокоссовский И Три маршала Победы. М., 1999. С. 285. . Имеется информация и о позитивной роли в этом деле маршала С.М. Буденного, правда, лишь с его собственных слов.

Обретя свободу, Рокоссовский вступил в командование 5-м кавалерийским корпусом в Киевском особом военном округе, то есть вернулся на должность, которую занимал еще в 1936–1937 гг. Сколько же времени прошло даром! За эти годы его бывший подчиненный Жуков вырос до генерала армии, командующего особым военным округом. А скольким потенциальным Жуковым и Рокоссовским вообще не довелось пережить 1930-е гг. И кто может сказать, какие стратегические потенции оказались похороненными в застенках и лагерях.

Рокоссовский встретил Великую Отечественную войну в должности командира 9-го механизированного корпуса КОВО. К началу боев корпус был почти полностью укомплектован личным составом, однако материальной части остро недоставало. «Несчастье заключалось в том, — вспоминал маршал, — что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату» [250] Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М., 2000. С. 40. . Эта треть составляла около 300 танков.

В отличие от многих других высших командиров, растерявшихся в неразберихе начала войны, Рокоссовский с первых же минут проявил решительность и способность твердо управлять своими немногочисленными силами. Около 4 часов утра 22 июня 1941 г. дежурный доставил ему телефонограмму из штаба 5-й армии с предписанием вскрыть секретный оперативный пакет. Сделать это можно было только по распоряжению председателя Совнаркома СССР или наркома обороны, но комкор, узнав, что связь с Москвой и Киевом нарушена, взял ответственность на себя.

Хранившаяся в пакете директива предписывала немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель. Быстро провели необходимую подготовку, затруднения возникли только с обеспечением автомашинами, горючим, боеприпасами. Командир корпуса приказал вскрыть находившиеся неподалеку склады с боеприпасами и автопарк. Формально он превышал свои полномочия, учитывая, что склады были центрального подчинения. Но в обстановке непрерывных налетов вражеской авиации, при отсутствии связи с вышестоящими штабами ждать разрешения было некогда да и не от кого, поэтому где расписками, а где и угрозой применения оружия сопротивление интендантов было сломлено. Зато корпус получил возможность для быстрого маневра.