Александр Панцов - Чан Кайши

Почти одновременно в Кантоне (в ноябре — декабре) и в Шанхае (в начале декабря) Ху Ханьминь и Ван Цзинвэй провели соответственно свои сепаратные IV съезды Гоминьдана. Как и на чанкайшистском съезде, там также были избраны Центральные исполнительные комитеты партии. В этих условиях, чтобы наконец объединить партию, Чан предложил противникам провести в Нанкине объединительный 1-й пленум всех трех ЦИК, но Сунь Фо от имени оппозиции 10 декабря поставил условием его отставку до 20 декабря.

Понимая, что дальше сопротивляться бесполезно, Чан Кайши 15 декабря принял решение в очередной раз уйти со всех постов. «Он просто создал себе слишком много врагов, а потому во второй раз был вынужден уйти со сцены, находясь на вершине власти», — вспоминал Чэнь Лифу. Вместе с женой Чан уехал в родную Сикоу.

В самом конце декабря 1931 года в Нанкине прошел 1-й пленум объединительного ЦИК. Чан на нем не присутствовал, но его все же заочно избрали одним из девяти членов Постоянного комитета Центрального исполкома Гоминьдана. По решению пленума во главе правительства встал Линь Сэнь, старый соратник Суня, а Исполнительную палату возглавил Сунь Фо.

Между тем в январе 1932 года создалась угроза Шанхаю: японские морские офицеры, проходившие службу на кораблях, крейсировавших по реке Янцзы, пытались повторить «подвиг» своих квантунских товарищей. Тем более что японское правительство, захваченное врасплох событиями 18 сентября, вынуждено было задним числом одобрить действия Квантунской армии, даже наградив участников событий. Одобрение выразил и командующий Квантунской армией, несмотря на то что офицеры действовали без его приказа.

В этой ситуации национальное правительство Китая на чрезвычайной сессии приняло решение просить Чан Кайши вернуться и возглавить страну. Линь Сэнь и Сунь Фо направили ему официальные приглашения. И даже глава кантонцев Ван Цзинвэй (находившийся тогда в госпитале в Шанхае) вновь понял, что без Чана, пользовавшегося авторитетом в войсках, не обойтись. Япония грозила полностью подчинить Китай, и надо было готовиться к войне. Выйдя из госпиталя, Ван Цзинвэй отправился в Ханчжоу и на восточном берегу чудного озера Сиху, на вилле Чэнлу (той самой, где Чан после свадьбы провел несколько медовых дней с Мэйлин) 17 января 1932 года встретился с Чаном. Обсудив обстановку, они приняли компромиссное решение: Чан возвращается, чтобы вновь возглавить вооруженные силы, Ван заменяет Сунь Фо на посту главы Исполнительной палаты, а Сунь Фо становится председателем Законодательной палаты.

Вернувшись в Нанкин вечером 22 января, Чан сразу же встретился с ближайшими соратниками в своем доме, чтобы обсудить ситуацию. С октября 1929 года у него с Мэйлин была новая резиденция: специально выстроенный для них двухэтажный особняк европейской постройки из красного кирпича. Он находился рядом с Центральной пехотной военной школой, воссозданной на базе бывшей школы Вампу в марте 1928 года (ныне улица Хуанпу, дом 3). Чан любил этот дом, называя его Цилу (Хижина отдохновения), но Мэйлин предпочитала жить за городом. У них была дача в 28 километрах от Нанкина, у отрогов гор Таншань, возле горячих источников, — каменный особняк с небольшим двориком, засаженным магнолиями, — но она, правда, не слишком нравилась Мэйлин. Во-первых, находилась прямо в центре поселка Таншань (улица Вэньцюань, дом 3), соседствуя с другими дачами, а во-вторых, была очень маленькой: всего три комнаты на одном этаже да две каменные ванные в подвале. Дача была построена в 1920 году одним из потомков великого китайского поэта IV–V веков Тао Юаньмина, а потому именовалась Таолу (Хижина Тао). Чану и Мэйлин ее подарил на свадьбу «цикада Чжан», выкупивший ее у владельца. И Мэйлин, и Чан бывали там редко. В мае 1931 года в особняк по соседству с этой дачей был посажен под домашний арест Ху Ханьминь, остававшийся там до середины июля (после этого Чан перевел его в дом Кун Сянси, а в октябре 1931 года, как мы знаем, освободил в связи с японской агрессией в Маньчжурии). Новую дачу — роскошный дворец из желтого камня с колоннами в три этажа — Чан, поддавшись на уговоры Мэйлин, выстроит в 1934 году; он подарит этот дворец жене на день рождения. Расположенный недалеко от Мавзолея Сунь Ятсена, в лесу на отрогах Лилово-золотой горы, этот дом получит название «Дворец Мэйлин». Супруги переедут туда летом 1936 года.

Но это будет позже, а пока, 27 января 1932 года, Чан узнал, что адмирал Сиодзава, командующий японским флотом в районе Шанхая, предъявил мэру Шанхая ультиматум, требуя прекратить антияпонский бойкот. Поводом для ультиматума стало то, что накануне китайские хулиганы в рабочем районе города Чжабэе, расположенного на северном берегу небольшой реки Усун (по-другому Сучжоу), избили нескольких японских монахов. И хотя мэр уже на следующий день принял требования адмирала и даже закрыл ан-тияпонские организации, Сиодзава решил проучить китайцев. «Мне не нравится обстановка в Чжабэе, — заявил он корреспонденту «Нью-Йорк таймс». — В Чжабэйском районе Шанхая шестьсот тысяч агрессивных китайцев, и большинство из них настроены резко антияпонски в то время, как около шести тысяч беззащитных японских граждан имеют в Чжабэе дома и магазины».

В 11 часов вечера 28 января 1932 года Сиодзава отдал приказ штурмовать Чжабэй. Но, в отличие от Шэньяна, в Шанхае его моряки, высадившись на берег, встретили ожесточенное сопротивление. Его оказала 19-я китайская армия, переброшенная сюда из Гуандуна Ван Цзинвэем еще в конце 1930 года. Тогда Сиодзава в полночь с 28 на 29 января 1932 года отдал приказ разбомбить Чжабэй с воздуха. Это была первая в истории бомбардировка жилых городских кварталов. Самолеты летели низко, прицельно сбрасывая бомбы в толпы разбегавшихся в ужасе мирных жителей. Через несколько часов этой ковровой бомбардировки в Чжабэе не осталось ни одного целого здания, а тысячи людей были убиты и ранены; беженцы наводнили Международный сеттльмент. Но Сиодзаву, пятидесятилетнего адмирала «с самыми изысканными и мягкими манерами», это никоим образом не обеспокоило. «Ваши американские газеты прозвали меня убийцей младенцев, — заметил он тому же корреспонденту «Нью-Йорк таймс» через четыре дня после начала операции. — Но им следовало бы похвалить меня. Я использовал всего лишь 15-килограммовые бомбы, а мог бы 250-килограммовые».

Через пять лет весь мир будет потрясен такой же ковровой бомбардировкой немецким «Легионом Кондор», одной из эскадрилий Люфтваффе, баскского города Герника. Благодаря знаменитой картине Пабло Пикассо («Герника», 1937) Гернику помнят до сих пор. Увы, о не менее жестокой бомбардировке Чжабэя мало кто вспоминает теперь за пределами Китая!