Александр Панцов - Чан Кайши

Конечно, многие из этих законов оставались на бумаге, так как у Чана недоставало сил заставить крупных землевладельцев и милитаристов их исполнять. Тем не менее нельзя не видеть, что Чан Кайши пытался делать все возможное, чтобы пусть и постепенно, но проводить в жизнь суньятсеновский принцип «народного благосостояния».

Правительству Чан Кайши в начале 1930-х годов удалось принять меры по установлению государственного контроля над разведением шелкопряда и производством шелка, по стабилизации юаня, стандартизации налогов, мер и весов, внедрению централизованной системы высшего образования, разработке общенациональных правил вступительных экзаменов в вузы и даже приступить к строительству новых дорог.

К 1932 году полностью преобразился Нанкин. Очевидец, посетивший этот город спустя пять лет после захвата его гоминьдановцами, записал в дневнике: «Я почти потерялась в новых незнакомых улицах с пешеходными дорожками — что-то новое под солнцем в Китае. Бесчисленное количество новых жилых домов и предприятий всех сортов построены менее чем за год, и в городских районах, ранее использовавшихся под огороды, по склонам холмов и пустырям проложены оживленные городские улицы… Наша мечта о водопроводной воде и отлаженной системе канализации становится реальностью… В прошлом году был завершен грандиозный стадион — как раз ко времени открытия в октябре Дальневосточных олимпийских игр [43] Первые Дальневосточные олимпийские игры были проведены в 1913 году в Маниле. Всего состоялось десять игр. — игр, которые пришлось отменить из-за маньчжурской проблемы и угрозы войны».

Вместе с тем за четыре года (1928–1931) Чану так и не удалось установить свою диктатуру ни в партии, ни в стране. Хорош диктатор, если его оппоненты то и дело бросают в бой против него целые армии, а потерпев поражение, возрождаются как феникс из пепла! 1931 год был просто критическим: победить кантонцев Чану так и не удалось. Не смог он разбить и Мао Цзэдуна, а в Шанхае в глубоком подполье продолжали функционировать ЦК КПК и представительство Коминтерна. Страна фактически так и не была объединена.

И тут, в самый трудный момент, 18 сентября 1931 года в Северо-Восточный Китай вторглись японские войска. К концу осени под властью Японии оказалась вся Маньчжурия. Поистине Небо ополчилось на Чана, но сломить этого человека было не так-то просто. Он всегда помнил слова Конфуция: «Благородный муж, оказавшись в безвыходном положении, проявляет стойкость, маленький же человек в безвыходном положении становится безрассудным».

В начале 1930-х годов Китай не мог сопротивляться такой мощной стране, как Япония, обладавшей современными вооруженными силами. Он, как мы знаем, был по-прежнему неразвит в индустриальном отношении, а его армия не имела достаточного количества новейшего вооружения, да к тому же ни Гоминьдан, ни Китай не были едиными. В данной ситуации безрассудный лидер мог привести народ к катастрофе. К тому же следовало принимать во внимание, что китайцы сами в какой-то степени несли ответственность за то, что произошло в Маньчжурии. С 1907 года китайские патриоты то и дело в отношениях с японцами прибегали к методам экономического бойкота: к началу 1930-х годов в стране прошло уже восемь общенациональных кампаний по бойкоту японских товаров. Наиболее мощными были кампании 1915 года (в ответ на «21 требование», предъявленное Юань Шикаю японцами), 1919 года (в ответ на японскую позицию по вопросу о Циндао), 1925 года (в ответ на убийство японцем в Шанхае рабочего-коммуниста) и 1928–1929 годов (в ответ на бойню в Цзинани).

Нельзя сказать, что китайцы бойкотировали только японские товары: в 1905 году широко бойкотировались американские, а в 1909 и 1925–1927 годах — английские предметы торговли. Но все же чаще бойкот был направлен именно против японцев. Большинство китайцев просто не могли смириться с тем, что их страну эксплуатировали какие-то «карлики», которых они испокон веку считали людьми «второго сорта», поскольку японцы, начавшие создавать свою цивилизацию только в VI веке н. э., очень многое (принципы государственного строительства, письменность, философию) заимствовали из Императорского Китая.

В июле 1931 года начался новый бойкот японских товаров — когда в Китае узнали о китайских погромах в Корее (в течение десяти дней корейцы, поощряемые японцами, в разных городах полуострова громили китайские лавки и рестораны, 143 китайских торговца были убиты, 343 ранены, а 72 пропали без вести).

Корея была тогда японской колонией, так что японцы, конечно, несли ответственность за эту резню, однако момент для бойкота был не самый удачный. Япония, как и все индустриальные страны, тяжело переживала депрессию: с 1929 по 1931 год японский экспорт сократился в два раза, валовый национальный продукт (ВНП) упал на 18 процентов, а капитальные вложения уменьшились на одну треть; повсюду шли сокращения, более миллиона человек пополнили ряды безработных, многие мелкие компании разорились; из-за резкого падения цен на шелк и рис немало японских крестьян превратились в пауперов; кроме того, в 1931 году на севере Японии из-за неурожая начался голод. А тут еще бойкот японских товаров!

Особенно японцев возмущало то, что эта новая китайская «экономическая война» не была стихийной: бойкот целенаправленно организовывало и направляло руководство Гоминьдана, придерживавшееся отныне принципов революционной дипломатии и проводившее политику импор-тозамещения, причем исключительно в отношении японских товаров. Английский и американский импорт Чан и его окружение приветствовали: в нанкинском правительстве доминировала проамериканская фракция во главе с родственниками Чана — Сун Мэйлин, Т. В. Суном и Кун Сян-си, а также министром иностранных дел Ван Чжэнтином.

Бойкоту 1931 года предшествовал и ряд других «недружественных», с точки зрения японцев, мер нанкинского правительства. 1 февраля 1931 года в Китае был введен протекционистский налог на ввозимые из-за границы (в основном из Японии) хлопчатобумажные пряжу и ткани, а затем повышены налоги на продукцию иностранных предприятий, работавших на китайской территории (большинство их тоже были японскими). Более того, все товары, поступавшие на китайский рынок из маньчжурского города Дайреня (Даляня), находившегося под японской оккупацией с 1905 года, также стали облагаться повышенным налогом как товары «иностранного производства».

Японцы, проживавшие в Маньчжурии (а их насчитывалось около 200 тысяч, из них почти половина — женщины), испытывали все возраставшее волнение по поводу своей безопасности. Ведь они жили среди китайского и маньчжурского населения, которое в начале 1930-х годов составляло на северо-востоке Китая 30 миллионов человек. К тому же экономическая депрессия сильно ударила по маньчжурским японцам. На принадлежавшей японскому капиталу Южно-Маньчжурской железной дороге (ЮМЖД) начались массовые увольнения, а мелкие и средние японские предприниматели стали разоряться.