Александр Панцов - Чан Кайши

Однако Ху считал момент для созыва собрания неподходящим, так как период политической опеки еще не закончился. В суть тактических игр Чан Кайши он входить не желал, и Чан, как это с ним не раз бывало, вспылил. Он стал орать, но и Ху в ответ повысил голос, после чего один из учеников Сунь Ятсена арестовал другого его ученика.

На следующий день, 29 февраля, Ху, старый член Гоминьдана, был перевезен в горы Таншань и посажен под домашний арест в одной из резиденций Чана. Глава Гоминьдана, уставший от оппозиции, не мог простить непослушания даже ему, главе Законодательной палаты! И это понятно: лидер партии, которая под лозунгом «политической опеки» установила свою диктатуру в стране, не мог руководить этой партией иначе как диктаторскими методами. Его учитель, Сунь Ятсен, тоже, как мы помним, демократом не был, а к началу 1930-х годов об эффективности тотальной власти вождя говорил не только советский опыт, но уже и итальянский, турецкий, венгерский и польский. Более того, идея вождизма все более овладевала массами и в Германии. Вот что по этому поводу говорил сам Чан: «Следует осознать, что теоретически ни один член революционной партии не может наслаждаться в своих делах абсолютной свободой… <���Лишь> несколько вождей пользуются личной свободой в широком смысле этого слова. Мы стремимся не к свободе личности, а к свободе страны и нации. Если люди будут настаивать на полной свободе для себя, то <���нашей> нации будет почти невозможно достичь желаемого равенства с другими нациями… Революционер подчинен дисциплине и предписаниям. Он должен подчиняться приказам партии и соблюдать законы. На нем… лежит тяжелая обязанность жертвовать своей свободой ради революции».

Но арест главы Законодательной палаты привел к противоположным результатам, чем те, на которые Чан надеялся. Четверо заслуженных соратников Сунь Ятсена, членов Центральной контрольной комиссии Гоминьдана, потребовали отставки Чана. В мае в Кантоне в ответ на произвол Чан Кайши произошел новый переворот, и вскоре старый враг Чана, Ван Цзинвэй, созвал в этом городе так называемую чрезвычайную сессию ЦИК Гоминьдана, а затем сформировал сепаратистское «национальное» правительство, в которое, помимо него, вошли такие знакомые нам деятели ГМД, как генералы Ли Цзунжэнь и Тан Шэнчжи, а также сын Сунь Ятсена от первого брака — Сунь Фо, решительный мужчина лет сорока, хорошо образованный, но, «как и многие сыновья знаменитых отцов, не блиставший одаренностью». Вновь разгорелся военный конфликт: летом 1931 года Чан двинул против кантонских мятежников войска. В начале июня он исключил из партии сына Сунь Ятсена, наряду с некоторыми другими старыми гоминьдановцами, поддержавшими Кантон.

Между тем Национальное собрание было созвано. В его заседаниях, проходивших в новом актовом зале Нанкинского государственного центрального университета с 5 по 17 мая 1931 года, участвовало 447 делегатов, в том числе Панчен-лама, конфликтовавший тогда с Далай-ламой, а потому живший в Китае. Из общего числа делегатов только сорок четыре представляли ЦИК Гоминьдана и национальное правительство. При открытии собрания Чан заявил, что китайская нация отвергает современные политические теории, такие как фашизм, коммунизм и либеральную демократию, стремясь выработать собственную политическую систему, основанную на древних традициях и законах. Как и следовало ожидать, он получил полную поддержку «народа». 12 мая Национальное собрание приняло «Временную конституцию на период политической опеки», утверждавшую исключительное право членов Гоминьдана править страной и политически воспитывать население.

Но Чана ждали новые испытания. Проблемы, связанные с гражданской войной 1931 года, усугубились катастрофическим наводнением в Центральном и Восточном Китае из-за обильных ливней и мощного муссона, вызвавших подъем воды в тысячах рек и озер, в том числе в Янцзы. Затопленной оказалась территория, равная по размеру Англии с половиной Шотландии. Без крова и средств к существованию остались не менее пятидесяти трех миллионов человек! В конце июля затопленным оказался весь город Ухань, в результате чего 300 тысяч горожан лишились жилья. Да и половина самой столицы была затоплена. Журналист, посетивший в то время Нанкин, вспоминает: «Она <���застоявшаяся вода на улицах> воняла. В этой воде плавали трупы. Я остановился в старом отеле “Бридж Хаус”, нижний этаж которого был под водой… В болотных лужах роились москиты, везде ползали жирные падальные мухи».

В довершение всего в конце 1931 года из-за того, что Англия и Япония перешли на серебряный стандарт, курс китайского доллара вырос на 90 процентов. Но так как китайская экономика была привязана к дешевому импорту, это в свою очередь оказало негативное влияние на экономику, приведя к рецессии. Стали закрываться промышленные предприятия и торговые лавки, резко возросла безработица. По некоторым данным, в 1931 году в Китае насчитывалось 70 миллионов безработных, в Шанхае почти каждый третий из трех с половиной миллионов жителей был безработным, а в Нанкине, Бэйпине, Тяньцзине и Циндао около половины трудоспособного населения не имели средств к существованию.

Приходится только удивляться, как в такой ситуации, не имея ни одного дня мира, Чан Кайши и его правительству удавалось заниматься чем-либо, кроме войны, стихийных бедствий, экономического кризиса и борьбы на международной арене за успешное завершение национальной революции. А ведь уже в октябре 1929 года Чан принял закон о профсоюзах, разрешивший рабочим объединяться в профессиональные союзы для «обеспечения и улучшения условий труда и жизни», а в декабре того же года — Фабричный закон, вводивший восьмичасовой рабочий день и запрещавший детский труд.

Вообще, как это ни покажется странным, но именно Гоминьдан, а отнюдь не компартию, следовало в то время считать рабочей партией в Китае, и не только потому, что Чан Кайши стремился удовлетворить основные интересы лиц наемного труда, но и по социальному составу этой организации. В 1929 году наибольший процент членов Гоминьдана составляли рабочие: 29 процентов. Немало насчитывалось и представителей интеллигенции — 25,7 процента и военных — 23; чуть меньше — студентов — 10,5, в то время как крестьян и торговцев — соответственно 7,5 и 4,3 процента. В КПК же тогда подавляющее большинство составляли крестьяне, а также деревенские люмпены и пауперы: их было до 80 процентов. Рабочих же насчитывалось, по разным сведениям, всего от двух до семи процентов.

Реальную помощь чанкайшистское правительство старалось оказывать и сельским труженикам. 28 июля 1928 года, например, гоминьдановцы приняли закон о конфискации земли, согласно которому государство имело право конфисковывать за выкуп частные земли «для осуществления проектов, имеющих общественное значение, а также для уравнительного распределения земли с целью развития сельского хозяйства и улучшения условий жизни крестьянства». 24 января 1929 года были приняты правила оказания помощи сельским жителям по проведению ирригационных работ для защиты от наводнений, а через год — закон о реках, предусматривавшие частичное возмещение населению ущерба в случае стихийных бедствий. Наконец, 30 июня 1930 года был принят Земельный закон, который снижал арендную плату до 37,5 процента. Это была уже настоящая революция, так как в то время во многих местах арендная плата достигала 60–70 процентов. Закон исходил из основных принципов аграрной политики Гоминьдана. Никому не разрешалось собирать ни налоги, ни арендную плату вперед. С февраля 1928 года по инициативе Чан Кайши стали предприниматься меры по развитию кооперативного движения среди крестьянства. Важным событием явилось принятие в декабре 1930 года закона о крестьянских союзах, по которому крестьяне-труженики получали право создавать организации, основанные на принципах взаимопомощи. Через три года был открыт Китайский крестьянский банк с основным капиталом в четыре миллиона китайских долларов, который стал предоставлять крестьянам дешевые кредиты.