Александр Панцов - Чан Кайши

Разгром компартии должны были завершить Молодой маршал Чжан Сюэлян и генерал Ян Хучэн, войска которых, как мы знаем, базировались на границах советского района Шэньси-Ганьсу-Нинся. 22 октября 1936 года Чан на аэроплане прилетел из Нанкина в столицу провинции Шэньси — город Сиань, чтобы скоординировать последнюю антикоммунистическую кампанию. Но там 26 октября он получил обращение 46 руководителей компартии, направленное ему и генералам гоминьдановских войск, дислоцированных на северо-западе. На этот раз коммунисты требовали прекратить наступление на Красную армию, вновь предлагая прямые переговоры о едином фронте против японских агрессоров. Чан, однако, расценил и это их письмо как обман. Коммунисты, заявил он, «несомненно являются интернационалистическими марионетками (то есть агентами СССР. — А. П.), а китайский народ приносят в жертву».

Но Молодой маршал Чжан Сюэлян так не считал и попытался уговорить Чан Кайши остановить карательный поход, объединившись с КПК. Чан вспылил и, накричав на него, отверг его предложение как «капитуляцию». «<���Чжан Сюэлян> ничего не понимает, и от этого у меня болит сердце», — записал он в дневнике.

После этого, 29 октября, Чан Кайши вылетел в город Лоян (провинция Хэнань), где через два дня отпраздновал свое пятидесятилетие (по западному летоисчислению ему было еще сорок девять, но китайцы засчитывают девять месяцев, проведенные в утробе, за год, так что он имел все основания для юбилея). По всей стране прошли торжества, а Чан опубликовал обращение к народу, в котором, описав свое тяжелое детство и признавшись лишний раз в любви к матери, попросил сограждан помочь ему выполнить наказ мамы: добиться освобождения китайской нации. По просьбе Мэйлин, находившейся в Шанхае по болезни (у нее разыгралась язва), он прислал за ней аэроплан, чтобы она могла провести день его рождения вместе с ним. За праздничным столом было много гостей, в том числе Чжан Сюэлян и даже бывший враг Чана — маршал Фэн Юйсян, и Мэйлин лично отрезала каждому кусочек торта, в который было воткнуто 50 свечей. Чан опять вспоминал маму, сокрушаясь, что не смог выполнить ее наказ.

В тот же день Чан и Мэйлин присутствовали на военном параде в честь юбиляра. Прогремел салют из 21 орудия, и все присутствовавшие трижды поклонились Чану.

Кроме Мэйлин других родственников на банкете не было. Сестры Мэйлин находились в Нанкине. Свояк Чана, Кун Сянси, лежал в постели с высокой температурой, так что его жена Сун Айлин находилась при нем, а для Сун Цинлин, как мы помним, день рождения Чана был не только не праздником, но самым черным днем. Не было и детей: Цзинго, как мы знаем, находился в Свердловске, а младший сын Вэйго прямо накануне юбилея, 21 октября, по протекции генерала фон Рейхенау отправился получать военное образование в нацистскую Германию. Он отплыл из Шанхая на немецком океанском лайнере «Потсдам» и должен был осуществить то, что не удалось самому Чану: посетить Германию. По воспоминаниям Вэйго, Чан, отправляя его, сказал: «Китаю следует учиться у страны, которая сплочена и организованна, а не погрязла в безумной роскоши. Мы пока не можем расточительствовать… Германия единственная страна, у которой мы можем чему-нибудь научиться. Они могут дать нам основные знания, опираясь на которые мы разовьем наш собственный стиль: твердый и прочный». Вэйго поздравил отца телеграммой из Сингапура.

Самые большие торжества прошли в столице. Двести тысяч горожан во главе с главой правительства Линь Сэнем, собравшись на аэродроме, с восторгом следили за тем, как 35 аэропланов составили в небе два иероглифа: «чжун» и «чжэн» (как мы помним, Чжунчжэн было официальным именем Чана). К юбилею Чан Кайши по всему Китаю собирали деньги, чтобы купить новые самолеты, и к концу октября их было закуплено семьдесят два, а контракты по еще тридцати с лишним находились в стадии оформления.

Идея со сбором денег для покупки аэропланов принадлежала Сун Мэйлин, которая была фанаткой самолетов. Благодарный муж по рекомендации Дональда назначил ее вскоре, 9 ноября 1936 года, главой правительственного комитета по авиации. Это был мудрый шаг. Ведь своего самолетостроения в Китае не было, и от главы комитета требовалось в основном умение вести переговоры с западными партнерами. И вот здесь-то очаровательная Сун, свободно изъяснявшаяся по-английски, могла в самом деле принести большую пользу.

Между тем 31 октября Чжан Сюэлян, несмотря на день рождения Чана, опять завел с ним неприятный разговор о необходимости единого фронта с КПК. Присутствовавший при разговоре маршал Фэн Юйсян поддержал его. Но Чан, как всегда, разозлился и наговорил им много обидных слов. «Если говорить о войсках Северо-Восточной армии в Сиани, то их дух и дисциплина подорваны пропагандой коммунистических бандитов, — записал он в тот день в дневнике. — У Ханьцина (величальное имя Чжан Сюэляна. — А. П.) нет прочной основы».

Возможно, Чан считал, что он, как Конфуций, достигнув пятидесятилетнего возраста, «познал волю Неба» и потому во всем абсолютно прав и вникать в советы молодого и старого маршалов ему нет нужды. А зря! Лучше бы он брал пример с любимого ученика Конфуция — Цзы Лу (542–480 годы до н. э.), который, если верить Мэнцзы, всегда радовался, когда ему говорили, что он ошибается.

Между тем международная обстановка продолжала ухудшаться. В ноябре 1936 года Германия, которую Чан Кайши считал дружественной страной, подписала с Японией антикоминтерновский пакт [63] Несмотря на китайское лобби в Германии, Гитлер вообще относился к китайцам с презрением, ставя их на одну доску с неграми. О японцах же писал в своей книге «Майн камф» («Моя борьба») как о нации, находившейся «под арийским влиянием», приветствуя борьбу Японии против «махинаций международного еврейства». . Против Китая он, конечно, направлен не был, но заложил основу для развития стратегического партнерства нацистов и японцев, тем более что за несколько месяцев до того немцы заключили торговый договор с Маньчжоу-Го, по существу признав ее «независимость». В том же ноябре 1936 года резко обострилась ситуация в провинции Суйюань, где монгольские ханы, подстрекаемые японцами, начали наступление на войска Чана. В китайском же обществе опять стало разворачиваться мощное антияпонское движение, ослаблявшее позиции Чан Кайши.

В этих условиях Чану надо было разгромить КПК как можно скорее, чтобы укрепить свое положение на переговорах со Сталиным. Как человек очень упрямый и авторитарный, Чан по-прежнему желал чувствовать себя победителем, чтобы в будущем диктовать и СССР, и поверженной китайской компартии свои условия. «Хитрые планы посла России и красных бандитов по-прежнему не меняются, их цель — не допустить моего самоусиления», — записал он в дневнике.