Александр Панцов - Чан Кайши

Но Сталин, похоже, уже узнал о первой, радостной, реакции Димитрова на арест Чан Кайши. И был явно недоволен позицией руководства Коминтерна. Ведь казнь Чана неизбежно привела бы к усилению гражданской войны в Китае, сделав эту страну легкой добычей японского империализма, который в дальнейшем мог, опираясь на китайские ресурсы, нанести удар по СССР. Кроме того, Сталин понимал, что на место Чана мог прийти Ван Цзинвэй, а это ничего хорошего не сулило. Дело в том, что находившийся в Германии на лечении Ван встретился с Гитлером. О чем они говорили, Сталин не знал, но мог опасаться, что в случае прихода Вана к власти Китай мог вступить в антикоминтерновский союз.

Между тем эйфория в КПК по поводу ареста Чана не спадала. 15 декабря Политбюро ЦК китайской компартии обратилось к нанкинскому правительству и Гоминьдану с резким письмом, в котором заявило: «В отношении этих требований <���сианьских мятежников> нельзя ничего сказать, кроме одобрения… Допустимо ли, чтобы патриоты и руководители Гоминьдана могли беспринципно подчиняться Чан Кай-ши (так в документе. — А. П.) и прояпонской группировке, которая угодничает перед Японией и угнетает народ… Если вы хотите отмежеваться от Чан Кайши и прояпонской группировки, вы должны проявить решимость и принять требования Чжан Сюэляна и Ян Хучэна — прекратить начавшуюся войну, снять Чан Кай-ши с поста и предать его народному суду». (Коммунистических вождей не смущал тот факт, что никакого снятия Чан Кайши «с поста» и предания его суду ни маршал Чжан, ни генерал Ян не требовали: достаточно было того, что они, коммунисты, этого хотели.)

В конце концов ситуацию удалось разрулить. 16 декабря Сталин в своем кабинете в Кремле обсудил ситуацию с Димитровым, секретарем Исполкома Коминтерна Дмитрием Захаровичем Манульским и четырьми членами Политбюро большевистской партии — Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым и Орджоникидзе. После этого в Центральный комитет компартии Китая полетела директива Секретариата Исполкома Коминтерна, обязывавшая китайских коммунистов выступить «решительно за мирное решение конфликта» на основе реорганизации правительства путем включения в него «нескольких представителей антияпонского движения, сторонников целостности и независимости Китая»; обеспечения «демократических прав китайского народа»; прекращения «политики уничтожения Красной армии» и установления «сотрудничества с ней в борьбе против японской агрессии»; а также установления «сотрудничества с теми государствами, которые сочувствуют освобождению китайского народа от наступления японского империализма <���то есть с СССР>».

Эта шифротелеграмма пришла в Баоань то ли 17-го, то ли 18 декабря. Из-за возникших технических помех, однако, часть ее вообще не прошла. И только 20 декабря Мао Цзэдун смог прочитать ее полный текст. Но теперь это ничего не меняло: к тому времени и он, и другие вожди КПК уже смогли ознакомиться со статьей «Правды» и заявлением ТАСС, которые не оставляли сомнений в позиции Сталина и Коминтерна.

Поздно вечером 17 декабря в Сиань прибыл Чжоу Энь-лай, который после встречи с Чжаном послал Мао и другим руководителям КПК телеграмму, предложив: «Для того чтобы предотвратить наступление чанкайшистской фракции, облегчить нам раскол Нанкина и развить всекитайское <���патриотическое> движение, можно было бы в тактических целях сказать, что мы обеспечиваем безопасность Чана, но сделать <���при этом> заявление, что, если Нанкин двинет войска и развяжет гражданскую войну, безопасность Чана не будет гарантирована». 18 декабря ЦК компартии отправил обращение к ЦИК Гоминьдана, выдержанное в духе телеграммы Чжоу. В обращении содержался призыв к формированию единого антияпонского фронта на основе демократизации нанкинского режима. На следующий день ЦК КПК и советское правительство Китая послали в Нанкин и Сиань еще одно письмо, призывая обе стороны разрешить конфликт миром.

Между тем Чжоу встретился с генералом Яном, который считал, что Чан Кайши можно освободить, если тот поставит подпись под восемью пунктами, сформулированными в обращении мятежников от 12 декабря. Чан же находился в злобном настроении и, закутавшись в одеяло, лежал на кровати. Он почти не притрагивался к еде, несмотря на уговоры Чжан Сюэляна, который то и дело извинялся перед ним за вынужденные неудобства. В отличие от Ян Хучэна, он уж и не рад был тому, что ввязался в это опасное дело. Его очень расстроили погромы в Сиани, устроенные солдатами Северо-Западной армии, и сильно пугала неуступчивость Чана. А потому он хотел как можно скорее завершить этот бинцзянь и умолял Чана дать хотя бы устное обещание прекратить гражданскую войну и возглавить общенациональное сопротивление Японии. Но тот не желал обсуждать даже это. «У вас остался только один выход: немедленно покаяться и дать мне возможность вернуться в Нанкин, — твердил Чан Молодому маршалу. — Это как в ваших личных интересах, так и в интересах родины. Не идите в приготовленную вам коммунистами западню. Покайтесь, пока не поздно».

А в это время в Нанкине руководители Гоминьдана решали, что делать. Об аресте Чана они узнали в час дня 12 декабря и вскоре получили требования Чжана и Яна. Мэйлин и Кун Сянси были тогда в Шанхае, а потому получили известие о событиях в Сиани только в восемь вечера. Они сразу же отправились в Нанкин, решив, что оттуда, после того как выяснят обстановку, первым в Сиань полетит советник Чана Дональд, за три года ставший его близким другом. Как мы помним, Дональд был когда-то советником и Молодого маршала, и Мэйлин знала, что он до сих пор имел влияние на Чжан Сюэляна. Больше всего их волновал вопрос, жив ли Чан. Дональд не сомневался, что жив, а потому и Мэйлин, и Кун Сянси, и Т. В. Сун сразу выступили за мирное разрешение конфликта: только бы сохранить жизнь родственнику. Без Чан Кайши их клан потерял бы всю полноту власти. Однако они встретили сопротивление со стороны министра обороны Хэ Инциня, волевого и решительного генерала, начавшего перебрасывать к границам провинции Шэньси войска с целью наказать мятежников. Над Сианью стали барражировать военные самолеты, угрожая начать ковровую бомбардировку. Было похоже, что безопасность Чана не очень волновала генерала Хэ: в крайнем случае он сам мог возглавить страну. Твердо глядя в глаза Мэйлин, Хэ не переставал повторять: «Он <���Чан Кайши> мертв, и мы дадим приказ атаковать». Взяв на себя обязанности генералиссимуса, Хэ Инцинь сразу снял Чжан Сюэляна со всех постов, тем самым поставив его вне закона. Только ценой больших усилий родственникам Чан Кайши удалось убедить воинствующего полководца подождать, пока они проведут переговоры с Чжан Сюэляном.