Александр Панцов - Чан Кайши

По иронии судьбы его унылая тюрьма находилась рядом с буддийским храмом Сюэдоу, на территории которого возвышается огромная статуя смеющегося Будды Майтрейи. Не над Чжаном ли смеялся мудрый Учитель? Глядя на него, Молодой маршал мог только грустно улыбаться: в 1937 году ему было всего 36 лет, но его карьера подошла к концу.

Забегая вперед скажем, что в ноябре 1946-го, вскоре после начала новой войны с компартией, Чан отправил Чжана, жившего тогда под стражей в предместьях Гуйяна, столицы провинции Гуйчжоу, на Тайвань, где его поначалу поселили в небольшом особнячке в горах в уезде Синь-чжу, в 127 километрах к югу от тайваньской столицы Тайбэй, а потом, через 12 лет после бегства самого Чана на Тайвань, в августе 1961 года, — в окрестностях Тайбэя, у отрогов Янминшани (Горы Ван Янмина). (И в том, и в другом месте сейчас музеи.) За шесть лет до того, в 1955 году, он крестился, став ревностным христианином-методистом. На свободу он вышел только в 1990 году, почти девяностолетним стариком!

После освобождения Чжан Сюэляна на банкете в его честь, устроенном бывшим министром иностранных дел Китая Чжан Цюнем, было много знатных гостей, в том числе председатель Исполнительной палаты Тайваня Хао Байцунь. Вдова Чжоу Эньлая, умершего в январе 1976 года, прислала Чжану из Пекина приветственную телеграмму, а Сун Мэйлин, жившая тогда в Нью-Йорке, — букет цветов. Бывший Молодой маршал растрогался и, отвечая на поздравления, сказал: «В девяносто лет мое зрение и слух ослабли, но я еще не стал развалиной. И если правительство и народ нуждаются во мне, я бы хотел отдать себя им еще больше, чем во времена моей юности». Но тайваньское правительство и народ, похоже, в нем не нуждались, и в 1994 году Чжан Сюэлян вместе с одной из своих жен (вторая к тому времени умерла) переехал на Гавайские острова, в Гонолулу, где и скончался от воспаления легких 14 октября 2001 года в возрасте 100 лет.

Что же касается его подельника, командующего Северо-Западной армией Ян Хучэна, то он, как и ганьсуский генерал Юй Сюэчжун, был снят со всех постов 5 января 1937 года. А через месяц Сиань заняли войска верного Чану генерала Гу Чжунтуна. Генерал Ян, однако, арестован не был. В июне Чан отправил его вместе с женой и малолетним сыном за границу. После начала широкомасштабной войны между Китаем и Японией 7 июля 1937 года генерал Ян просил Чана разрешить ему вернуться для участия в антияпонской борьбе, но получил отказ. Так что ему ничего не оставалось, как путешествовать. Он посетил США, Англию, Францию, Германию, Чехословакию, Австрию, Швейцарию и Испанию. Но в ноябре 1937-го все же не выдержал и на свой страх и риск вернулся в Китай. Однако как только он прибыл в Гонконг 26 ноября, за ним тут же установили слежку тайные агенты Чан Кайши. Вскоре ему позвонил сам Чан, пригласив приехать в Наньчан на встречу. Когда же генерал Ян с семьей прибыл в Китай, их всех тут же арестовали. С тех пор они содержались то в тюрьмах Хунани, то Хэбэя, то Гуйчжоу, то Сычуани. В конце ноября 1946 года его жена начала голодовку и в феврале 1947 года умерла. А 6 сентября 1949 года, перед отступлением с материка, Чан Кайши отдал тайный приказ ликвидировать как генерала Яна, так и двух его детей, сына и дочь. Все трое были зарезаны в Чунцинской тюрьме вместе с секретарем Яна, его женой и малолетним сыном. Как видно, Чан так и не простил Ян Хучэну то, что, в отличие от Чжан Сюэляна, тот не хотел отпускать его из Сиани.

Все это будет позже, а пока, вернувшись в Нанкин и еще не оправившись от перенесенных испытаний, Чан Кайши в тот же день, 26 декабря, получил тревожную телеграмму от своей племянницы из Сикоу — она сообщала, что его старший брат, Жуйшэн, находится при смерти. Дело в том, что, узнав об аресте брата сианьскими мятежниками, Жуйшэн настолько разволновался, что у него тут же случился инсульт. Две недели деревенский врач боролся за его жизнь, но ничего сделать не мог. Вечером 26 декабря Чан послал к брату лучших врачей, но было уже поздно. 27 декабря Жуйшэн скончался. В ожидании похорон, как это было принято, гроб с его телом поместили в глубокий холодный погреб.

Между братьями не всегда были ровные отношения. Как мы помним, Чан долго не мог простить Жуйшэну то, что тот после смерти их отца вероломно разделил имущество, а потом не помогал матери. Но что было, то было, и Чан давно уже простил его, тем более что по конфуцианским законам, как мы знаем, младший всегда должен был почитать старшего — в особенности если тот, как Жуйшэн, был главой семьи. Чан был неутешен. «Увы! — написал он в дневнике. — Нас было трое братьев, а сейчас остался только я один. В тяжелое время у больного старшего брата сердце дрогнуло от испуга, и это привело к его быстрой кончине. Но он получил известие о моем освобождении из неволи, и это, вероятно, успокоило его».

29 декабря 1936 года Чан в очередной раз подал прошение об отставке со всех постов, заявив, что как главнокомандующий несет ответственность за поведение своих подчиненных в Сиани и должен разделить с ними вину. Это был красивый и чисто китайский жест: вся страна должна была оценить скромность Чана. Члены Центрального исполкома Гоминьдана, конечно, единогласно отвергли его просьбу, но он еще дважды просил их об отставке. И, разумеется, тщетно. Ему просто предоставили отпуск на три месяца.

Чану действительно требовался отдых: по некоторым данным, из-за «ушиба при неудачном прыжке из окна во время событий в Сиани и в результате простуды у него обострилась болезнь ног», он получил «контузию берцовой кости», и врачи опасались, что потребуется «ампутация ноги». Но все обошлось: помогли массажи, восстановившие нормальную циркуляцию крови в ногах.

2 января 1937 года Чан приехал в Сикоу, чтобы проститься с братом. Официальные похороны были отложены до весны и состоялись 15 апреля. Помимо Чана и Мэйлин на похоронах присутствовали такие видные деятели Гоминьдана, как Линь Сэнь (глава правительства), Хэ Инцинь (министр обороны), маршал Фэн Юйсян, генерал Янь Сишань, а также старый друг Чана — шанхайский мафиози Ду Юэшэн, которого, как мы помним, все звали «Ушастый Ду». Для тех, кто пришел со всей округи проститься с братом генералиссимуса, накрыли более тысячи столов. Похороны получились торжественные и богатые: на них было потрачено более 12 тысяч юаней.

Через три дня Чан с женой уехал из Сикоу в Ханчжоу. А на следующий день, 19 апреля, они получили радостное известие: в Шанхай прибыл на советском пароходе из Владивостока его старший сын Цзинго с женой и сыном.

Как же Цзинго смог вырваться из СССР, да еще со всей семьей? Сам он полагал, что определенную роль сыграло его письмо Сталину, которое он написал в начале 1937 года, «умоляя… отправить его домой». Но это вряд ли. Его судьба была вопросом большой политики, к тому же Сталин, как известно, не был склонен к сантиментам.