Александр Панцов - Чан Кайши

— Отдохните, господин Чан, у нас еще будет время поговорить.

Тот кивнул головой:

— Хорошо, хорошо.

Все, казалось, шло к благополучному концу, но 24 декабря, когда слухи о переговорах и скором освобождении Чана достигли офицеров Северо-Восточной и Северо-Западной армий, многие из них возмутились, потребовав, чтобы Чан дал письменное обязательство выполнить требования, предъявленные ему 12 декабря. Вечером 24 декабря у Чжан Сюэляна по поводу освобождения Чана произошел бурный конфликт с Ян Хучэном. Тот тоже не хотел отпускать генералиссимуса без письменных гарантий. «Совершенно ясно, что он отрубит нам головы!» — кричал он. Рано утром 25 декабря офицеры передали угрожающее письмо Т. В. Суну, заявив, что лучше погибнут, но Чана не выпустят. Поняв, что восставшие рисковали, если бы «позволили генералиссиму уехать, получив от него лишь устные обещания», Т. В. Сун сообщил о письме офицеров Чану, и тот, страшно испугавшись, попросил его умолить Чжана освободить его сегодня же.

О том же попросили Молодого маршала и обворожительная Мэйлин, и свояк Чана — Кун Сянси, и он в итоге решил преподнести красивой женщине подарок на Рождество: объявил, что сам будет сопровождать ее с мужем в Лоян и затем в Нанкин!

В начале одиннадцатого утра 25 декабря Чана вновь навестил Чжоу Эньлай. Они договорились о том, что компартия перестанет нарушать единство страны, Красная армия Китая подчинится его (Чана) верховному командованию, а Чан в ответ прекратит свои антикоммунистические кампании. Чан пригласил Чжоу, как только тот «хорошо отдохнет», приехать в Нанкин для продолжения переговоров.

Чан Кайши выглядел откровенным. По словам Чжоу Эньлая, у него «действительно произошел сдвиг, и он был искренним». Правда, в глубине души Чжоу терзали сомнения, и он сожалел, что Чжан Сюэлян собирался отправиться в Нанкин вместе с Чаном. «Чжана отравили старые оперы, типа Ляньхуаньтао [67] В пекинской опере Ляньхуаньтао, основанной на одном из китайских романов эпохи Цин, рассказывается о том, как романтический разбойник Доу Эрдунь отпустил своего врага, Тяньба, бывшего когда-то его другом, из плена, несмотря на то что тот разоблачил его как вора. , — сказал Чжоу позже своим соратникам. — Он, как обезьяна, подражает некоему китайскому Робин Гуду, выказывая великое терпение и великодушие. Он не только отпустил мошенника, но даже признал свою вину!»

Между тем Т. В. Сун попросил Чжоу Эньлая переговорить с генералом Яном, чтобы тот не препятствовал освобождению генералиссимуса. «Он <���Чан> дал ясно понять, что если не уедет сегодня, то вообще не захочет уезжать», — сказал Т. В. Сун. Чжоу тут же отправился к Ян Хучэну, и после долгих уговоров тот наконец согласился более не задерживать Чана. Перед отъездом Чан прочел Чжан Сюэляну и Ян Хучэну небольшую нотацию, но при этом признал и свои ошибки, дав им понять, что не держит на них зла.

Во второй половине дня Чжан Сюэлян, усадив Чана, Мэйлин, Дональда и Т. В. Суна в три машины, отвез их в аэропорт. На полной скорости машины въехали на взлетное поле и остановились перед самолетом Молодого маршала. Это был «боинг», за штурвалом которого сидел американский летчик Роял Леонард. Чжан занял место второго пилота, Мэйлин села на другое кресло в кабине, а Чан, Т. В. Сун и Дональд поднялись в салон.

Перед тем как сесть в самолет, Чан сказал Чжану:

— Вспыхни гражданская война до сегодняшнего дня, ответственность за нее лежала бы на вас, а если она возникнет после сегодняшнего дня, то ответственность буду нести я. Впредь я ни в коем случае не буду предпринимать карательные операции против коммунистов. Я признаю свои ошибки, вы же должны признать свои.

Пока он говорил, Мэйлин нетерпеливо ерзала в кресле.

— Вы готовы? — спросила она Леонарда по-английски, когда Чан наконец закончил разговор.

Летчик взглянул на нее и не смог скрыть восхищения. «Слева от меня… сидела одна из наиболее красивых китайских женщин, которую я когда-либо видел», — вспоминал Роял Леонард спустя несколько лет. Он кивнул головой.

— О’кэй! — крикнула разгоряченная Мэйлин. — Тогда давай убираться отсюда!

Было четыре часа пополудни, когда самолет взлетел.

В Лоян они прилетели через час двадцать. «Благодарю Всевышнего, что оберег меня», — записал Чан в дневнике. Отдохнув, на следующее утро все вылетели в Нанкин. Туда Чан Кайши, Мэйлин и Дональд полетели на личном «юн-керсе» Чана с немецким экипажем. Они приземлились в столице в 12.20 под взрывы петард и радостные крики многотысячной толпы, встречавшей их на аэродроме. Очевидец рассказывает: «На этот раз ни один полицейский не пытался выполнить указания городского начальства, запрещавшего <���в обычное время> запуск петард. Все города вдоль Янцзы светились огнем».

Чжан же и Т. В. Сун на «боинге» Леонарда прилетели через два часа, и когда Чжан Сюэлян показался из самолета, толпа вскипела от ненависти. Солдаты и агенты секретной службы вынуждены были образовать живой коридор, чтобы дать возможность Чжану пройти. Иначе его просто растерзали бы. По лицу Чжана текли слезы, но он прошел сковь толпу с поднятой головой.

На выходе из аэродрома его тут же арестовали и препроводили в дом Т. В. Суна под охраной. 31 декабря 1936 года, нарушив все обещания, Чан Кайши отдал мятежного маршала под суд военного трибунала.

Ну что ж! Молодой маршал знал, на что шел, и действительно, подобно герою древности Юй Цюаню, пожертвовал собой. Еще 19 декабря в частном письме корреспонденту лондонской «Таймс» Дэвиду Фрэйзеру он написал, что готов последовать за Чаном в Нанкин, «если возможен беспристрастный и честный трибунал». «Я приму любое наказание, даже смерть», — заверял он.

31 декабря Чжан Сюэлян был приговорен к десяти годам тюрьмы и последующему понижению в гражданских правах на пять лет. До конца дней он считал, что от расстрела его спас сам Чан, простивший ему всё [68] Чан Кайши действительно ходатайствовал о помиловании Чжан Сюэляна, но это было пустой формальностью. Просил помиловать Молодого маршала и Фэн Юйсян. . Однако на самом деле его не казнили благодаря энергичному заступничеству Мэйлин, которая и впоследствии проявляла о нем заботу: посылала деньги, одежду, медикаменты; и даже как-то, когда ее любимая собака ощенилась, отправила ему одного из щенков.

Через пять дней, 5 января 1937 года, Чжан Сюэляна перевели под домашний арест (и он будет томиться в неволе долгие годы). 13 января его увезли из Нанкина в Сикоу, родную деревню Чана, где он оставался несколько дней, но 24 января перевезли выше в горы, где поселили в одноэтажном мрачном павильоне, напоминавшем казарму (сейчас там его музей). Обстановка была спартанской, но пленнику разрешалось читать, писать, совершать прогулки и даже встречаться с двумя своими женами (один месяц — с одной, второй — с другой). Охраняли его 30 солдат.