Павел Басинский - Лев Толстой. Свободный Человек

Ответ Толстого на письмо был такой:

«Не могу я, душенька, не сердись, — приписывать этим денежным расчетам какую бы то ни было важность. Всё это не событие — как, например: болезнь, брак, рождение, смерть, знание приобретенное, дурной или хороший поступок, дурные или хорошие привычки людей нам дорогих и близких; а это наше устройство, которое мы устроили так и можем переустроить иначе и на 100 разных манер».

На самом деле мнение Толстого о «переустройстве» жизни семьи было только одно и достаточно радикальное. Именно в 1884 году он пишет проект семейной трудовой коммуны.

И вот спустя шесть лет после раздела собственности, когда его жена с двумя младшими детьми, Сашей и Ванечкой, осталась собственницей одной Ясной Поляны, он предлагает ей самой написать в газеты письмо о его отказе от литературных прав.

Реакцию на это Софьи Андреевны нетрудно предположить. Как и в начале восьмидесятых годов, она взбунтовалась.

И это — несмотря на то, что Толстой опять соглашался на компромисс. Он предлагал жене отказаться от прав только на те сочинения, которые были или будут написаны после 1881 года. Всё, что было написано до 1881 года включительно, она имела право издавать и получать с этого материальную выгоду.

Но почему 1881-й? В этом году Толстой написал рассказ «Чем люди живы», переломный для его творчества. После этого он пять лет не писал ничего художественного. В 1885–1886 годах начинают публиковаться его народные рассказы: «Вражье лепко, а Божье крепко», «Где любовь, там и Бог», «Два брата и золото», «Ильяс», «Свечка», «Упустишь огонь — не потушишь», «Петр Хлебник» и др. Это религиозные, нравоучительные тексты, написанные в новой для Толстого эстетике, заданной рассказом «Чем люди живы». Но уже в эти годы он возвращается к «чистой» литературе.

Из-под его пера выходят такие шедевры, как повести «Холстомер» и «Смерть Ивана Ильича», пьеса «Власть тьмы», перевернувшая представления о театральной эстетике. В 1889–1890 годах он пишет повести «Дьявол» и «Крейцерова соната». Первая была опубликована лишь после его смерти, но вторая вышла в 1891 году и вызвала бешеный, скандальный интерес у публики. В девяностые годы у русской интеллигенции было два главных вопроса, по которым она бесконечно спорила. Кто прав — марксисты или народники? И — что же хотел сказать Толстой своей «Крейцеровой сонатой»?

Это новый Толстой — радикальный художник. Он уже не пишет больших эпических полотен, ему это… скучно. Он создает или минималистские народные рассказы, или крайне концентрированные, с точки зрения философского содержания, повести, где только цель оправдывает средства, а целью является сказать людям что-то новое, чего они не знают и о чем не догадываются. «Изящная словесность» его более не интересует. Смысл и смысл!

И вот этого «нового Толстого» он вырывает из рук жены-издательницы, оставляя ей только «старого». В ее распоряжении остается не так мало. Больше того, это наиболее «классические» произведения: «Детство», «Отрочество», «Юность», «Севастопольские рассказы», «Казаки», «Война и мир», «Анна Каренина»… Но это уже прочитано публикой. Ее интересует «новый Толстой». Несмотря на запрет его религиозных сочинений в России, слава его растет с каждым годом. К началу девяностых годов не выходит практически ни одного номера ни одной газеты, где не упоминалось бы его имя в том или ином контексте. Всё запретное сладко, правда на стороне гонимого властью — таково было убеждение русской интеллигенции и в XIX, и в XX веке. И Толстой становится ее главным кумиром.

Как жена Софья Андреевна не одобряет взгляды и позицию мужа. Но как издательница она крайне заинтересована в его новых произведениях. Да, ей не нравится «Крейцерова соната». Пожалуй, она даже ненавидит эту страшную повесть, где муж убивает жену из ревности, а затем оправдывается за убийство тем, что не бывает христианских браков, что в основе создания почти каждой семьи лежат похоть и стремление к сексуальной эксплуатации женщин, которые сначала потворствуют этому, а затем начинают сопротивляться. Софья Андреевна в этой повести видит отблеск их собственной семейной жизни. «Какая невидимая нить связывает старые дневники Лёвочки с его “Крейцеровой сонатой”, — пишет она в дневнике. — А я в этой паутине жужжащая муха, случайно попавшая, из которой паук сосал кровь». «Старые», то есть ранние дневники. Те самые, которыми он когда-то шокировал юную Сонечку.

Но это не мешает ей после того, как Победоносцев запретил повесть к публикации, отправиться в Петербург и добиться личной аудиенции у Александра III, чтобы убедить его разрешить напечатать «Крейцерову сонату» в выпускаемом ею тринадцатом томе собрания сочинений мужа. И она гордится успехом этой встречи, посвящая ей в дневнике отдельный рассказ «Моя поездка в Петербург». Толстого возмущают финансовые манипуляции жены не только с его старыми произведениями, но и с новыми. И он по-своему прав. Если жена против его взглядов, как она смеет на них наживаться!

Но и она по-своему права. Почему на сочинениях ее мужа, который живет с ней, могут наживаться издатели-капиталисты, а семья не имеет на это права? Ведь, запрещая ей получать выгоду от публикации новых произведений, Толстой не мог запретить издателям продавать их по самой высокой цене.

Это был гордиев узел. Его нельзя было развязать — только разрубить. 21 июня 1891 года Толстой твердо заявляет жене, что сам напишет послание в газеты с отказом от литературных прав на сочинения, написанные после 1881 года.

«Мы наговорили друг другу много неприятного, — пишет она. — Я упрекала его в жажде к славе, в тщеславии, он кричал, что мне нужны рубли и что более глупой и жадной женщины он не встречал». В конце концов, он закричал: «Уйди, уйди!» Она ушла. С решением броситься под поезд. Как Каренина.

К счастью, по дороге на станцию Козлова Засека Софью Андреевну встретил муж ее сестры Кузминский. Она просила оставить ее одну, обещала, что скоро вернется домой. Но, заметив ее безумное состояние, он заставил ее возвратиться вместе с ним.

И вновь Толстой идет на компромисс… Он соглашается помедлить с письмом в газеты до распродажи Софьей Андреевной этого «несчастного» тринадцатого тома с «Крейцеровой сонатой». Так самое не любимое ею произведение мужа становится последним, которое он ей «дарит» для ее материальной выгоды.

Да и то лишь на время. 19 сентября 1891 года в газете «Русские ведомости» появляется его письмо, затем перепечатанное всеми российскими газетами: «Предоставляю всем желающим право безвозмездно издавать в России и за границей, по-русски и в переводах, а равно ставить на сценах все те из моих сочинений, которые были написаны мною с 1881 года и напечатаны в XII томе моих полных сочинений издания 1886 года и в XIII томе, изданном в нынешнем 1891 году, равно и все мои неизданные в России и могущие вновь появиться после нынешнего дня сочинения».