Владимир Зелинский - Разговор с отцом

Критик Евгений Абдуллаев высказывает предположение, что Корнелий Зелинский мог быть литературным помошником Александра Воронского, редактора «Красной нови» – виднейшего в ту пору толстого журнала. А он был проводником литературной политики Л.Д. Троцкого, что предопределило и судьбу Воронского 43 43 А.К. Воронский (1884) – литературный критик, был арестован и расстрелян в 1937 году, реабилитирован в 1957-м. Были репрессированы также его жена и дочь. . ГПУ легко могло нащупать эту цепочку. А соратница отца по конструктивизму Вера Инбер была даже близкой родственницей Троцкому, они росли вместе, она писала о нем стихи. Остается загадкой, как уцелела. Группа конструктивистов даже однажды встречалась с Троцким (отца, правда, там не было). К тому же недавно прошли процессы «Шахтинского дела» и «Промпартии», которые по крайней мере стилистически перекликались с духом этой группы. Словом, отец довольно рано и очень остро уловил «воздух, пахнущий смертью» (по вписавшейся в ту эпоху навсегда строке Пастернака). И тотчас отшатнулся от того, что родил, растоптал собственное детище, придя для того в дом своего оппонента, в рапповский журнал «На литературном посту». Где и опубликует покаянную статью.

«Называя свою статью „Конец конструктивизма“, я хочу подчеркнуть, помимо установленного здесь, так же и свою субъективную решимость одним ударом отрубить свое прошлое, занять по отношению к нему воинствующую позицию. Только этим я могу на деле помочь пролетарской литературе довести дело разоблачения конструктивизма до конца. Вот почему я считаю своей обязанностью продолжить свое выступление против конструктивизма, разобрав так же подробно свои ошибки в книге „Поэзия, как смысл“, и вскрыть порочность творческого метода конструктивизма. Только этим я могу нейтрализовать тот объективный вред, который, несмотря на субъективную преданность конструктивистов, мы принесли такими вещами, как „Бод“», „Бизнес“, „Пушторг“, оформляя всевозможные интеллигентские настроения. Классовая борьба разодрала интеллигенцию резко на два лагеря, кроваво, непримиримо враждебно. Вся кровь мне бросается в лицо от общественного стыда и горя при мысли, что творческие искания литературного конструктивизма оказались объективно, хотя отдаленно, но в каком-то идейном „соседстве“ с теориями вредительской интеллигенции, ибо под покровом спецовской аполитичности и делячества некоторыми высшими техническими кругами этой интеллигенции творилось самое подлое, самое неслыханное, самое отвратительное дело подрыва социалистической стройки, завоеванной миллионами трудящихся в великой борьбе, с огромными жертвами» 44 44 На литературном посту. 1930. .

«Воинствующая позиция» была выражением как раз женственности и сдачи на милость победителя. Она означала паническое бегство; такова была норма советского языка. За ней стоял не только расчет на физическое спасение своей жизни; в 30-м году страх еще не стал абсолютным властелином всякого дыхания в СССР. Абсолютным властелином заявил себя каменеющий, уже окаменевший к тому времени, набор идеологем. Поэзия как смысл , оставшаяся главной книгой Корнелия Зелинского, вышла всего год назад. Как и статья о конструктивистской философии Улялаевщины – поэмы ближайшего его друга Ильи Сельвинского. 1929-й – год наиболее ярких публикаций Корнелия Зелинского, литературоведа и конструктивиста. А 1930-й – год отречения от них. Сам Сельвинский, признав свою жизнь чередой ошибок, на время бросает поэзию и идет работать сварщиком на завод. Как и Борис Агапов, в то время еще числившийся поэтом, уезжает работать журналистом в Сибирь. Корнелий Зелинский устраивается корреспондентом в тверскую глушь, в мало кому ведомую Удомлю. Бросив оружие, главные участники отряда один за другим сдавались в плен. Условия плена ставил теперь РАПП, Российская ассоцииация пролетарских писателей – группировка такой неистовой агрессивной левизны и идеологической раскаленности, что по негласным законам того времени и безо всякого троцкизма должна была рано или поздно погибнуть. Но тогда РАПП в лице редакционной заметки к отцовской статье, написанной, вероятно, Авербахом или кем-то из штатных литпостовских критиков, Селивановским или Серебрянским, капитуляцию благосклонно принял. «Зелинский сумел понять, что объективно настроения аполитизма и пр., выражавшиеся конструктивизмом, в конечном счете ведут к идеологии вредительства, и нашел в себе мужество заявить об этом» 45 45 На литературном посту. 1930. А.П. Селивановский (1900) – один из самых горячих рапповцев, автор книги «В литературных боях» и других; был арестован в 1937-м, в 1938-м расстрелян, в 1956-м реабилитирован. М.И. Серебрянский (1900) – известный рапповский критик; ушел добровольцем на фронт, погиб под Вязьмой в 1941 году. , – сказано в редакционной заметке.

Помнит ли кто, что означал на советском жаргоне язвительный смысл-садизм знаменитой формулы «нашел в себе мужество»? Она выдавала как раз измену мужеству, означала отречение от себя. Найти мужество встать (а попробуй не встать), чтобы со всеми вместе заклеймить врага народа. Мужество нужно было предъявить немедленно, чтобы не опоздать и успеть избежать удара, который мог тебя настичь за отсутствие мужества и «принципиальной позиции» – неучастии в общей травле. Инквизиция не только во все века изобретала и навязывала свой язык, но и познавала себя в языке. Однако в РАПП отец вступить не успел, РАПП раздавила Генеральная линия в лице Сталина, слившая РАПП в общий котел Союза советских писателей, а затем стершая главных его ревнителей с лица земли.

В том году сердечный приступ свалил отца прямо на улице. Тогда и в последующие годы он, можно сказать, уцелел, но ценой бегства от свободы, причем бегства уже навсегда и в никуда. В прямом смысле – спешным отъездом в деревню, житьем на подмосковных дачах, выживанием в 1930-х годах за счет мелких рецензий, как можно меньше попадаясь на глаза. Все последующее, что может быть отнесено к той «другой стороне» Корнелия Зелинского, заложено было уже здесь – в этом вынужденно-добровольном отречении от самого себя как мыслителя, литературоведа. Можно сколько угодно топтаться на еще одном сюжете «сдачи и гибели советского интеллигента» (блестящая книга А. Белинкова об Олеше); такой конец конструктивизма и все, что за ним последовало, вызывает у меня лишь чувство сострадания.

В декабре того, 1930 года его спутник по конструктивизму и ближайший друг на всю жизнь Борис Николаевич Агапов писал Корнелию Зелинскому:

«Ощущение катастрофы, бегства, паники, желание скрыться – какая неврастения, какая трусость! Так беги к маме, пусть она приголубит бедного мальчика, которому так хочется строить социализм!