Иван Третьяк - Храбрые сердца однополчан

Или взять к примеру действовавшую тогда (тоже изобретенную нашими гвардейцами) «паромную переправу». Из подручных средств сооружали плот надежной плавучести. Через реку перетаскивали его на канате с помощью конной тяги. На западный берег транспортировали этим паромом боеприпасы, на восточный — раненных в бою гвардейцев.

Насколько же умен и находчив в боевых действиях наш офицер! Мне часто думается: в вышестоящих штабах да в академиях писались каноны тактики, и все же первое авторское право на тактику принадлежит младшему офицеру, командиру подразделения, творчески решающему задачу на поле боя.

Отважно, инициативно действовали подразделения полка, первыми преодолевшие Лиелупе. Но при всей их стойкости крайне трудно было защищать плацдарм без поддержки танков. А они все стояли на восточном берегу реки, вот уже третьи сутки, потому что саперам никак не удавалось довести полоску моста до противоположного берега. С благодарностью глядели мы в небо, посылая «воздушные» рукопожатия летчикам-штурмовикам, которые появлялись над полем боя на своих грозных крылатых машинах в самую тяжелую минуту и не раз спасали нас. Пехотинцы диву давались: и как они видят, что к чему, пролетая низко над землей с такой скоростью! Вот несется пара штурмовиков, вдруг резко подпрыгивает вверх и оттуда коротким пикированием, будто хищным клевком, убивает вражескую огневую точку. А то, глядишь, шестеркой прочешут «илы» по боевым порядкам противника, и его очередная атака тут же схлынет, как потерявшая прибойную силу волна.

Удерживать полоску берега тем не менее становилось все труднее. Без поддержки танков все больше выдыхалась пехота, увеличивались потери.

Сойдясь в наскоро отрытом укрытии, прижавшись плечом к плечу, мы, старшие офицеры, наблюдали за полем боя, и у каждого из нас, как говорится, сердце кровью обливалось.

— Что предлагаете? — спросил я, не отрывая глаз от бинокля.

— Спасти положение можно только так: решительной атакой всех рот расширить плацдарм, — убежденно и четко, словно уставную фразу процитировал, ответил Григорий Бушмакин.

В том же духе высказался и майор Макаров:

— Продвинемся мы вперед — переправятся к нам и танкисты. Надо расширять плацдарм…

Именно таких слов я и ждал от них: сам-то тоже пришел к выводу, что удержаться на западном берегу возможно только дальнейшим наступлением. Решение, значит, единственно правильное, но где взять силы для его осуществления? Вдохнуть надо новые силы в обескровленные роты. А как? Внушить людям ту же мысль: спасение — в атаке!

— Идем в боевые порядки подразделений, — сказал я офицерам. — Быстро готовим людей и — вперед!

Мы наметили план атаки, условились о взаимодействии при достижении и развитии успеха — в том, что он будет, никто не сомневался. Направились — где перебежками, где ползком — в подразделения.

Пришлось также ввести в бой последний наш резерв — роту автоматчиков.

Атака гвардейцев сразу обрела столь яростную силу, что гитлеровцы не выдержали и попятились. А стоило одному из наших подразделений вклиниться в глубину вражеских боевых порядков, смять фланг одного из батальонов, как сопротивление противника заметно ослабло.

В высоком темпе (где и силы взялись?!) мы продвинулись километров на пять. Особенно решительно и результативно действовал батальон под командованием майора Боронина и рота автоматчиков. Умный, отважный Боронин, как всегда, вдохновлял гвардейцев на героические дела. Бой откатился от прибрежной полосы, противник уже не мог пулеметами и орудиями прямой наводки вести огонь по переправе, и наши саперы быстро построили мост через Лиелупе. По нему прошли танки и артиллерия, подтянулись тылы. Вслед за нашим полком реку форсировали другие части. Наступление стало развиваться с нарастающей скоростью.

Часть сил немцы оттягивали на юг, а другую часть пытались эвакуировать с помощью десантных кораблей. С последней и довелось иметь дело гвардейцам нашего полка, наступавшего на побережье. И развернулась на песчаных пляжах необычная картина боевых действий.

Мелководье Балтийского взморья издавна привлекает курортников, но не удовлетворяет никаким требованиям с точки зрения военных действий. Десантные корабли противника не могли приблизиться к берегу для спасения отступающих подразделений. Силуэты транспортов, вставших на якоря, виднелись далеко, почти на горизонте. Несколько ближе покачивались на волнах спасательные шлюпки — к ним брели по мелководью гитлеровские солдаты и офицеры. Их было великое множество.

— Не дать уйти этим паразитам, терзавшим и осквернявшим советскую землю! — прозвучал по подразделениям боевой приказ.

Батальоны майора Боронина, капитана Норика и другие наши подразделения выдвинулись к самой береговой черте. Преследуя противника, они, что называется, вцепились ему в загривок. Гвардейцы открыли огонь по бредущим по воде гитлеровцам изо всех видов стрелкового оружия и минометов. Те отстреливались. Они были на виду, но и нашим негде было укрыться на песчаном пляже.

Командир роты старший лейтенант К.Тихонов приказал:

— В первую очередь бить дальних, которые к лодкам подходят!

И сам, будучи метким стрелком, начал «снимать» с морской глади фашистов, приближавшихся к спасательным шлюпкам и баржам.

Его примеру последовали солдаты. Немало их было ранено, потому что, пока они били дальних гитлеровцев, ближние вели ответный огонь по ним самим.

В первые минуты боя на побережье, когда еще не подошла артиллерия дивизии, пехотинцев могли поддержать лишь наши полковые батареи да минометчики. И они с задачей справились. Пушки и минометы открыли меткий огонь по лодкам и баржам, хотя доставать цели им приходилось на предельной дальности.

— Вот она, баня, по которой фрицы давно соскучились, — проговорил сквозь зубы стоявший рядом со мной офицер штаба. Бинокль он держал в левой руке, правая висела на перевязи, по белому бинту, словно по промокашке, расползалось кровавое пятно.

— Настоящая парная! — отозвался Бушмакин. — Хотя тут, на ветру, вроде как и не жарко.

Привольно гулявший по побережью ветер дышал на нас холодом наступавшей осени. Но мы, разгоряченные боем, не замечали холода. Осень 1944-го, как и всегда в Прибалтике, была ненастная, но отличалась и радовала благоприятной погодой войны: мы успешно наступали, мы сковали большой контингент вражеских войск.

Находившиеся в Курляндии (в Курземе) гитлеровские войска состояли из тридцати восьми дивизий и многочисленных отдельных и специальных формирований. По замыслу фашистского командования они должны были отвлечь на себя, сковать значительные силы Советской Армии, чтобы их не могли перебросить на центральный участок фронта, все ближе придвигавшийся к вражескому логову — Берлину.