Владислав Микоша - Рядом с солдатом

— Вольно! — вторит другая. И новая группа краснофлотцев — бескозырок, синих воротников, отутюженных клешей — вливается в теплую уличную суету.

Позванивают телеграфы, причаливают, отваливают катера, пофыркивают моторы, захлебываясь от волны. Играет, качается на ней густая нерастворимая синева севастопольского неба, легкие белоснежные чайки, как клочья пены, под-прыгивают на гребне, плавятся на горячих бликах солнца…

С Корабельной стороны доносятся гулкие протяжные удары металла о металл и частые строчки пневматического молота, клепающего стальной остов корабля. Над Морзаводом протянул гигантскую руку плавучий крап. Он, как рыбак на крючке рыбу, вытянул торпедный катер с красным от сурика брюхом.

Поет, звенит, играет Севастополь. Галдпт живописпый базар, красочпый, яркий. Он приютился у самого моря. На бурых, пахнущих йодом водорослях подпрыгивает, извивается, сверкает серебром голубая скумбрия.

— Чебуреки! Сочный чебуреки!

— Пахлава, как мед! Вай, вай! Как мед!

— Камбала! Камбала! Там была, а зараз туточки!

— Свежая живая султанка! Султанка!

— Кому сладкая черешня?..

Стараясь перекричать друг друга, тянут нараспев с разноязычными акцентами медные от солнца и моря просоленные рыбаки и рыбачки, продавцы фруктов и восточных сладостей, зазывая покупателей.

Море, вздыхая, покачивает ялики, шлюпки, шаланды. Поскрипывают в уключинах весла, стонут на мачтах, кивая парусами, реи.

Вечер. Толпа вынесла меня на Приморский бульвар. На низкой, окружающей фонтан скамеечке сидят в глубокой задумчивости седые внуки героев легендарной обороны Севастополя. Столетняя, поседевшая ива склонилась над уснувшей в бассейне водой. Тихо шуршат шаги по гравию дорожек. Прогуливаются моряки, крепко прижимая к синим воротникам плечики любимых.

Мазки заходящего солнца густо легли на Константиновский бастион. Над розовой бухтой замерла тишина, и только изредка протяжно стонет на морском фарватере буй.

…Спустя два года я снова шел по знакомым улицам и бульварам. Ничто, казалось, не изменилось, только мелкие штрихи напоминали о том, что сейчас война. Даже странно: ехал на фронт, а попал в военную крепость, увидел жизнь спокойную, размеренную, без тревожной суеты, без наклеенных полосок бумаги на окнах — не в пример нашей столице.

Эмалевое небо. Синие бухты. Острые зигзаги чаек. Йодистый запах моря. И нет в толпе белоснежных лепестков бескозырок.

У орудийных стволов на кораблях сняты белые чехлы. Зенитки смотрят в небо. Севастополь ждет…

Золотые каскады горячего солнца обрушились на город. Хочется жить, дышать, петь, радоваться. И вдруг… Война! Где же она? Где ее разрушительный след, ее огненное дыхание? Где следы бомбежки 22 июня?

Я иду по городу. Новенькая флотская форма непривычна — то и дело приходится отвечать на приветствия краснофлотцев и изредка самому отдавать честь первым. Вот и сбылась мечта детства. Я нежданно-негаданно волей судьбы стал военным моряком. В такт моему шагу непривычно бьет в бедро по-морскому низко подвешенный наган.

Я задумался о чем-то.

— Товарищ командир! — послышался строгий окрик. — Почему вы не отдаете честь старшему по зва… Микоша! Дорогой! Ты ли? Нет, не может быть! В таком виде — моряк по всем статьям! Дай я тебя обниму, генацвале!..

На Большой Морской я столкнулся лицом к лицу со своим старым знакомым — капитаном 1 ранга с линкора «Парижская Коммуна» Михаилом Захаровичем Чинчарадзе. Несколько лет назад мы узнали друг друга и подружились на флотских маневрах.

Я рассказал Михаилу Захаровичу, что теперь назначен флотским кинооператором, неожиданно стал капитаном 3 ранга. Моя профессия, конечно, как и кинокамера, остались со мной и стали служить общему делу. Меня уже знали на многих кораблях, всюду приветливо встречали как своего, флотского «киношника».

…Только один день был для меня в Севастополе мирным, солнечным, безмятежным. Война пришла с воздуха на рассвете следующего дня. Появились юркие «мессеры», а за ними черными стаями «козлы» — пикирующие штурмовики Ю-87. Они неожиданно выскакивали из-под горячих лучей солнца и едва ли не отвесно устремлялись один за другим вниз, на корабли.

Каждый день с рассвета я был уже на ногах и ждал прилета «гостей». На этот раз находился на берегу возле Сеченовского института, стоял с киносъемочным автоматом «Аймо» у железного трапа, следил за моментами воздушного боя и не заметил, как со стороны солнца нагрянули Ю-87. Мой взгляд приковали наши «яки» и «мессеры». Только когда просвистевшие бомбы подняли высокие фонтаны воды около проходившего крейсера «Красный Кавказ» и взрывная волна посадила меня на бетонный пирс, я очнулся и начал снимать.

Снимать! Я был профессиональным оператором-кинохроникером, но в первой встрече с грозным, еще неведомым мне «сюжетом», видимо, выглядел неумелым любителем.

Первая съемка в кутерьме налета, грохоте зенитных огневых средств определила мое место во время бомбежек. С этого дня началась для меня война, началось мое участие в создании кинолетописи города, который потом назовут героем.

Каждую ночь падали на Севастополь бомбы, каждую ночь взлетали на воздух дома, гибли в завалах люди. Не прошло и ста лет, как снова обагрились кровью белые камни легендарного города. Пороховой дым застлал синие глаза бухт и горьким черным шлейфом опоясал кварталы. Развесистые грибы взрывов высоко взметнули в прозрачную синеву неба свои грязные кудлатые головы…

Война и пришла в Севастополь с неба.

Ночь как ночь, только звезды ярче вчерашнего. Вчера едкий дым застилал и звезды, и глаза. Я иду знакомой тропой среди развалин.

Тишина… Тяжелая, весомая, гнетущая… Может быть, Севастополь заснул, и в зыбкой тьме среди руин витают страшные сны? Нет, город не спит — он притаился и ждет.

Чего же хорошего можно ждать на войне от тишины? Я жду. Жду не один. Весь осажденный Севастополь ждет. Выжидает и враг, окруживший город.

Яркая вспышка высветила полнеба. За ней новые всполохи, еще и еще. Наконец канонада накатилась лавиной звука и света и, нагрузив до последнего предела ночь, смыла звезды. Все смешалось, стало дыбом — и город, и море, и небо. Вспышки то, как молнии, кололи небо на части, то воспламеняли его сразу, целиком. Бомбы и снаряды перемалывали заново уже давно разрушенный город.

Враг бросился на последний приступ 7 июня. В теченио восемнадцати суток, начиная с 20 мая, сила артиллерийского огня и авиаударов нарастала с каждым днем.

Защитники Севастополя дали клятву стоять насмерть, до последней капли крови, до последнего патрона. Но боеприпасы иссякали, иссякали силы людей. Скоро наступит конец. И от этого никуда, видимо, не уйдешь.