Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Переходя из одной крайности в другую, я охолодел к французскому театру: он опротивел мне, и я никогда почти его не посещал. И оттого могу только припомнить себе и говорить здесь о двух главных лицах тогдашней труппы. Я уже раз назвал Жениеса; мне случалось видеть его в обществе; это был самый несносный француз, за то на сцене достоин бы он был играть одинаковые роли с Тальмою. Мадам Виржини Бурбье, красивая собою, также создана была играть Селимен и Эльмир; но всё это уже было брошено.

Только один итальянский театр меня тогда еще притягивал Года за два перед тем поручено было меломану, знатоку в музыке и самому артисту, графу Михаилу Виельгорскому на казенный счет выписать из Италии певцов и певиц, и он сделал сие удачно и дешево. Но так как это был один только высший каприз, то первую зиму желание угождать, новизна, мода, заставляли лучшее общество посещать представления опер плодовитого и разнообразного Россини, который тогда был неистощим…

Есть место в мире, почти совсем неизвестное, или, лучше сказать, почти совсем забытое, но не менее того примечания достойное. В сем месте, кажется, как будто Европа и Азия хотят соединиться и тем воспрепятствовать соединению двух морей, Черного и Азовского. Кажется, как будто в сем намерении идут пространные равнины, одни от подошвы Кавказа, а другие от подошвы гор Таврических, и там, где бы им почти сойтись, они отделяются Босфором Киммерийским или просто Босфором (ибо Фракийский знают гораздо более под именем Константинопольского пролива). Так-то образуются два полуострова, Керченский и Таманский. Сии последние пределы двух частей света, разделенные природою, были некогда соединены под одним правительством и составляли одно царство, не весьма обширное, но долго существовавшее и в древние времена весьма известное по образованности и промышленности его жителей, по торговому и вместе по воинственному их духу, который в них сохранялся и выгодами их положения между морей, и опасностями оного, ибо со всех сторон было окружено многочисленными хищными варварами.

Тем, кои чтением почтят сию Записку желаем мы вкратце пересказать всё, что знаем об древней истории и географии сей земли, представить потом нынешнее положение её и объяснить, наконец, надежды наши на будущее её благосостояние. О давнопрошедшем почерпнули мы сведения наши не из Страбона, Скилакса, или Перпила, безымянного автора, не из Де-Боза, Вальяна, Кари, или Рауля-Рашета, которые в новейшие времена объясняли древности Босфора (их творения не имели мы еще ни случая, ни возможности достать), но мы следовали тому, что читали в сочинениях новейших наших соотечественных авторов, которые ссылаются на вышесказанных писателей, и тому, что слышали от г. Бларамберга, почтенного и любезного археолога и нумизмата, который остаток дней своих посвятил ученым изысканиям о сем крае, и всё, что о том писано, знает наизусть.

Иные сочтут, может быть, бесполезным знать то, что происходило здесь в отдаленнейшие эпохи истории, тогда как прежнее положение сей земли не имеет ничего общего с настоящим, когда протекли века и всё переменилось в мире, когда открытие Америки и нового пути в Индию и вообще успехи просвещения дали новое направление торговле. Сие замечание, конечно, будет справедливо, но при виде обнаженных степей там, где были храмы и вертограды и безмолвия могилы там, где были жизнь и движение, да позволено нам будет стараться возбудить участие и внимание к сим опустевшим, некогда цветущим местам. Конечно, после сделанного нами выше сего признания, не станут подозревать нас в намерении щеголять ученостью, которой не имеем.

Одна греческая колония, весьма известная, Милет, в Ионии, была уже за шестьсот лет до Рождества Христова довольно богата, сильна и многолюдна, чтобы самой основывать новые колонии. Она послала избыток своего населения на азиатский берег Босфора, а на европейский других поселенцев, несколько лет спустя после того: вот начала Фанагории в Азии и Пантикапеи в Европе. Сии два соседственные, новорожденные города-близнецы, без зависти, без междоусобия, с самого начала бытия своего, старались превзойти друг друга в успехах мореплавания, торговли и в военном искусстве, дабы защититься от окружающих их Скифов. По примеру других городов праматери своей Греции, они имели народное правление и по определенным временам избираемых правителей, судей и военачальников, и цвели в тишине, или, по крайней мере, в безызвестности. Сие причиною было, что происшествия, ознаменовавшие первые годы их существования, и самое название правителей Пантикапеи, не дошли до сведения потомства. Известно только, что Фанагория управлялась Археанактидами; но какие были границы их власти, на сколько времени избирались они, сделались ли их права, наконец, наследственными и когда, сего также не знают. Достоверно то, что один из сих Археанактидов, Спартак или Спартаков, управляя Фанагорией десять лет, распространил в течение сего времени власть свою и завоевания, переплыл через пролив, овладел Пантикапеей, кою и назначил быть столицей, украсил венцом чело свое, объявил себя царем и был основателем царства Босфорского или Боспорского. Вероятно, имея дух властолюбивый и предприимчивый, он насильственно овладел фанагорийцами, своими соотечественниками; но что пантикапейцы не добровольно ему покорились, сие доказывается их защитою и его завоеванием. Его царствование началось в 439 году до Рождества Христова и продолжалось 17 лет: десять в Фанагории и семь в Пантикапее. Ему наследовал сын его Селевк.

С сего времени история Боспора делается известнее, сношения его с Грецией становятся чаще и связи теснее. Диодору Сицилийскому обязаны первые владетели Боспора спасением имен их и деяний от забвения. Нельзя сказать, чтобы владетели сии мелькали только на престоле Боспорском, ибо некоторые из них царствовали более сорока лет; но как немногие отличаются особенными чертами характера, и царствования немногих ознаменованы чрезвычайными происшествиями, то довольно будет сделать им, так сказать, поименный список, выбрав потом из них тех только, коих память действительно заслуживает быть сохранена.

После Селевка, второго царя Боспорского, был 3-й Спартак II-й, потом 4-й Сатир I-й, 5-й Левкон, 6-й Спартак III-й, 7-й Перисад, 8-й Сатир II-й, 9-й Притан , 10-й Эвмил, 11-й Спартак IV-й. Все сии цари династии Спартака I-го. Из них имя Левкона останется навсегда известным по Демосфеновой речи против Лентина, где он называет его благодетельным другом Афинской республики. Он имел право гражданства в Афинах, и уверяют, что в Пантикапее был воздвигнут мраморный столб, на коем был начертан дружественный союз Левкона с афинянами. Сей царь был законодателем Боспора и распространил его пределы, завоевал древнюю Феодосию, которая была верстах в 40 на Запад от нынешней. Он вел значительный торг хлебом с Грецией и, по словам Страбона, из одной Феодосии вывезено в Афины в царствование его миллион сто тысяч медимнов жита, то есть 550 тыс. наших четвертей.