Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Покуда музейщики успехи свои будут измерять количеством посетителей, никакого толка от музеев не будет. Десять человек, заглянувшие в кабинет Антона Павловича через шнурок, не равны одному человеку, склонившемуся над его письменным столом.

А этот павильон с материалами о литературном наследстве — всё это превращает дом Чехова в просветительский комбинат. Просветительство всегда горячо приветствовал и сам много здесь работал, но дом Чехова должен быть домом Чехова и более ничем.

В 1945 году Борис Дубовский [26] Дубовский — учёный-физик, тогда — начальник лаборатории ФЭИ, доктор технических наук, профессор. спросил Курчатова, будем ли мы осуждать американцев за взрыв атомной бомбы.

— Курчатов посмотрел на меня, как на идиота, — вспоминает Борис Григорьевич, — скривился и ответил: «Союзнички, ё… их мать…»

Курчатов настаивал, чтобы до пуска первой атомной станции в Обнинске была испытана аварийная защита. Он знал по имени и отчеству всех монтажников, сварщиков, рабочих, доверял им. В то время Курчатову шёл 51-й год. Из многих вариантов реакторов для первой АЭС Курчатов выбрал в 1950 году реактор Николая Антоновича Доллежаля и Савелия Моисеевича Фейнберга, которые предлагали ясные пути его дальнейшего совершенствования в будущем.

Малышев [27] Малышев Вячеслав Александрович (1902–1957) — государственный деятель, Герой Социалистического Труда, один из организаторов атомной промышленности. опоздал на пуск станции в Обнинске. Курчатов велел начинать без него.

Станция была так глухо засекречена, что жена Юрия Анатольевича Сергеева (он работал тогда в расчётном отделе, ныне — зав. лабораторией), которая жила в Обнинске, прочитав о пуске АЭС в газете, сказала задумчиво:

— Интересно, где же она находится…

«Когда станция строилась, мы приходили на стройку и выгребали всё изкарманов, привязывали карандаши верёвочками, чтобы в кладку реактора не попал посторонний предмет».

Первая в мире атомная электростанция в Обнинске.

И. В. Курчатов в пультовой первой атомной.

Физическим пуском реактора руководил Борис Григорьевич Дубовский. 26 июня в 16 часов старший инженер В. И. Вьюнников вывел реактор на мощность 1500 кВт, и на ТЭЦ пошёл пар рабочих параметров. Затем старший инженер С. А. Болоткин передал распоряжение начальника смены Б. Б. Батурова о переводе пара в турбину. В 17.45 генератор турбины выдал первые 1,5 МВт. 25 октября 1954 года была достигнута расчётная мощность в 5 МВт. Американцы пустили АЭС на 20 кВт раньше нас, но это была не электростанция, а, скорее, игрушка.

Из воспоминаний Михаила Егоровича Минашина — руководителя расчётных работ по первой АЭС, заведующего лабораторией, а ныне — начальника отдела Физикоэнергетического института (ФЭИ) — о Курчатове:

— Я помню его одиноко гуляющим по аллейкам Института атомной энергии. Завидев группку студентов, кричал:

— Здорово, добры молодцы!

А иногда смотрел на нас и не замечал. Взгляд был такой, словно он готовился схватить змею!

Очень опекал АЭС. Со всеми нерешёнными проблемами мы обращались к нему. Мне он казался волевым купцом, но не самодуром, а человеком, который много месяцев обдумывает свои решения. В то же время мог сказать сразу: «Да, это надо делать…» В 1954 году он жил в Обнинске неделями.

Любил всем давать прозвища. Фейнберг — «Савка». Меня звал «Маяковский». Если я ему что-то докладывал, я не мандражировал. Но при всей своей весёлости Курчатов был исключительно требовательным. Самое злое у Курчатова:

— Вы что, идиот?!!

У нас были «секретные» фамилии: Курчатов — «Бородин», Ванников — «Львов», Зверев — «Добролюбов». Обнинск назывался «Объект В».

Во время моего последнего доклада, помню, Курчатов сказал:

— Вы мне физику в математику не превращайте!

Не терпел людей, которые сразу делали какие-либо выводы. Его интересовали факты, «а выводы мы сами сделаем!» Учил нас: разделите листок бумаги пополам сверху вниз. Слева напишите: «Что думал», а справа: «Что вышло».

Перед физическим пуском реактора спросил меня:

— Какой самый слабый элемент на станции?

— Парогенераторы…

Обескураженно захмыкал и ушёл. Потом я узнал, что он всю ночь просидел с Григорянцем около парогенератора. На следующий день утром говорит:

— Знаешь, нечего заботиться, как воду в чайнике кипятить! Это до тебя за 200 лет знали. Ты какой пар будешь подавать на турбину?..

— Изоляция плохая, но большого снижения температуры не будет…

— Физик, а понимает! — сказал Ефим Павлович Славский, который стоял рядом.

— А вы думаете, вы одни только соображаете?! — встрепенулся Курчатов.

Стиль речи, построение фраз: «Пока Николаев бездельничал…», «Вот мы пошли за Доллежалем и вот куда мы пришли…», «Давай попробуем! Денег всего 50 тысяч, а если не получится, «Дуб» (Б. Г. Дубовский) поймёт, что он — мудак…»

Андрей Вознесенский озабочен девальвацией поэзии, отходе читателей от поэтов. Он прав. Уже поколение моего Васи не знает и не читает ни его, ни Евтушенко, ни Рождественского, которые в 1960-х годах собирали толпы во Дворцах спорта. А как же иначе?! Или поэзия и власть над душами, или торговля и просто власть. Трудно примирить властителя дум с хозяином роскошного дома, уникальных картин, бесконечных зарубежных вояжей за чужой счёт. За все эти удобства мира и заплачено читательским интересом. Обвинять тут некого, тем более призывать в союзники Заболоцкого и Пастернака. О Боге думать надо, а не о Государственных премиях!

Впрочем, о чём я… В 1982 году я ведь тоже хотел получить Государственную премию…

Конечно я очень завидую Гиляровскому, завидую лёгкости, с которой он работал, широте его натуры, тому постоянному празднику, в который он сумел превратить свою жизнь. И, конечно, его знанию Москвы и москвичей. Но ведь, если совсем откровенно, писал-то он довольно примитивно, по-детски. Как беспомощны его воспоминания о Чехове, с которым он так часто встречался! А о Блоке! Это вообще записки гимназиста, случайно увидавшего великого поэта.

Мы сегодня дядю Гиляя немного «качаем». Он так напористо пропагандировал на старости лет свою приверженность Советской власти, будто боялся, что большевики ему не поверят.

Японцы померили очень точно: максимальная глубина океана к юго-востоку от Марианских островов 10 924 м.

В реках и озёрах всего мира содержится 125 000 куб. км пресной воды. А в леднике, накрывающем Гренландию, её в 20 раз больше.