Александр Терехин - Архитектор Андрей Воронихин

Воспитанник школы Д. В. Ухтомского, талантливейший архитектор, Казаков особенно известен постройками в Москве, выполненными в духе строгого классицизма. Благодаря работам Казакова в древней столице России появилось много прекрасных архитектурных произведений. «Казаковская Москва» поразила даже выдающегося французского писателя Стендаля, увидевшего ее в 1812 году. Он писал: «Меня охватило удивление, смешанное с восхищением, потому что я ожидал увидеть деревянный городок, как многие говорили, но, напротив, почти все дома оказались кирпичными и самой изящной, самой современной архитектуры. Дома частных лиц были похожи на дворцы, настолько они были богаты и красивы».

Как и Баженов, Казаков много времени и сил отдавал воспитанию архитектурной смены. Говорили, что он «наводнил не только столицу, но и провинцию хорошими архитекторами».

Воронихина окружали в Москве здания древнего русского зодчества, пышного и затейливого, простого и строгого в своем величии: Кремль с его соборами, храм Покрова, «что на рву» (храм Василия Блаженного), коломенская церковь Вознесения, Новодевичий монастырь и многие другие постройки.

Нет сомнения в том, что Андрей Воронихин, обучаясь в архитектурной мастерской Баженова, познакомился с идеями русских просветителей XVIII столетия. Он, конечно, встречался с ближайшим другом Баженова Ф. В. Каржавиным, который работал секретарем великого зодчего.

Крупный русский просветитель, лингвист, библиограф, большой знаток искусств, литератор и переводчик, Каржавин даже после ареста А. Н. Радищева и Н. И. Новикова продолжал печатать свои сочинения, искусно обходя рогатки цензуры. Им впервые была переведена на русский язык работа Витрувия «Десять книг об архитектуре» и книга К. Перро «Сокращенный Витрувий или совершенный архитектор» (к последней был приложен «Словарь архитектурных речений»).

Таковы были учителя Воронихина, такой была обстановка в «архитектурной команде», где он очутился. И наставники, и время, и покровительство со стороны А. С. Строганова — все это способствовало гармоническому развитию личности зодчего.

Но вновь приближались события, знаменующие повороты в судьбе Андрея Воронихина: ему было приказано покинуть архитектурную мастерскую.

Петербург… Сюда в 1779 году вернулся из-за границы граф А. С. Строганов. Услышав о даровитом живописце (первые опыты Воронихина, как уже говорилось, были в живописи), он вызвал его в столицу.

Участие Строганова в судьбе талантливого крепостного художника вполне понятно: граф был довольно незаурядным человеком, получившим хорошее образование за границей, имел неплохой вкус к художествам, который Г. Р. Державин в одной из од назвал «изящным и нежным».

Отличаясь широтой взглядов, знаний и совершенно независимым положением, Строганов был достаточно демократичен; и в его дворце можно было встретить не только людей, богатых золотом, но и тех, у кого все богатство заключалось в уме и таланте. У Строганова бывали крупные русские художники С. С. Щукин и В. Л. Боровиковский, скульптор И. П. Мартос, композитор Д. С. Бортнянский, писатель Д. И. Фонвизин, академик П. С. Паллас, совершивший несколько больших экспедиций по России, а также всемирно известный математик Л. Эйлер и многие другие замечательные люди.

Строганов длительное время был почетным членом, а впоследствии президентом Академии художеств, директором Публичной библиотеки. Он широко приобретал произведения искусств для коллекций, которые начал собирать его отец. В петербургском дворце им была создана большая галерея фламандской, французской и итальянской живописи; хранилось много эстампов, медалей. Его коллекция монет и собрание минералов не имели себе равных.

Но вернемся к Воронихину. Строганову, видимо, импонировал талантливый крепостной из дворовых, и он поощрял его занятия искусством и наукой. Но в то же время художник «состоял» при молодом Павле Строганове, то есть был его слугой. Воронихину, кроме обязанностей слуги у молодого графа, пришлось исполнять и многочисленные обязанности по хозяйству Строгановых. «Наш живописец Андре» — так с оттенком барской пренебрежительности звали Воронихина в доме старого графа.

«Заслуга Строганова, безусловно одного из культурнейших людей дворянского общества России того времени, — писал Г. Г. Гримм, самый крупный советский исследователь творчества Воронихина, — именно в том, что, заметив дарование в своем крепостном… он поддержал его и дал ему возможность проявить свои способности».

Общение молодого Воронихина с художниками и учеными несомненно подняло на новую ступень его знания, расширило возможности его таланта.

А Петербург, «полнощных стран краса и диво»? Построенный под свист флейты и бой барабана, как он выглядел? Здесь все было необычным для крепостного художника: молодая столица и строилась по-новому.

Разграфленный параллельными улицами на равные квадраты, город поражал своей геометрической правильностью. Нева разрывала его неровной свинцовой полосой. А за рекой грозою для всех непокорных воткнулась в небо стальная шпага-башня Петропавловской твердыни. Напротив — главы Смольного монастыря, Александро-Невской лавры; ближе — стройные контуры Зимнего дворца закрыли всю набережную.

Пылают в закатном зареве окна палаццо вельмож. Дворцы «зело украшены и расписаны ярко»; фасады покрыты колоннами, пилястрами, нишами, украшениями в виде раковин и пухлых младенцев с крылышками; гроздья винограда, листья растений покрывают стены зданий. Страдая от тяжести, держат атланты на своих плечах груз балконов и выступов. Изящные кариатиды прильнули к наличникам окон, и совсем не грозные львы сторожат чугунные решетки ворот. Вычурные крыши блестят золотом и серебром. Усадьбы тонут в зелени деревьев, подстриженных то квадратом, то треугольником, то шаром. Одетые камнем каналы уводят куда-то в таинственную глубь города…

Сочное, живописное и необыкновенно пластичное барокко Растрелли!

Это было ново и непохоже на то, что встречал Воронихин раньше. Архитектор времен барокко смотрел на дом как на скульптуру, отягощая стены выступами, впадинами, разрывая карнизы, очерчивая окна по затейливым кривым. Здания производили впечатление массивности, силы и одновременно пышной декоративности. Во всем было видно стремление к грандиозности. И не только в отдельных постройках, но и в ансамблях, объединяющих в единое целое дома, фонтаны, беседки, зелень. Такие дворцово-парковые комплексы возникли тогда вокруг новой столицы: Петергоф, Царское Село, Ораниенбаум. А в самом Петербурге — Аничков и Воронцовский дворцы-усадьбы, палаццо Строгановых, Зимний дворец, Смольный монастырь.