Антонин Запотоцкий - Красное зарево над Кладно

— Давайте на пари! Они удерут, не будут обыскивать.

— Не болтайте, дедушка!

— Ну, с кем поспорим? На пачку табаку, что удерут.

— Ну, если правда убегут, так это стоит пачки. Идет, дед. Ударили по рукам, — говорит сосед Иха и принимает пари.

Во двор колонии входят жандармы. Шадек стоит над мусорной ямой, куда жильцы какой-то квартиры как раз утром высыпали старую солому из тюфяка. Набивая погасшую трубку, Шадек утаптывает солому, не обращая внимания на жандармов. Жандармы осматривают двор. Спрашивают Фейгла, которого пришли арестовать. Фейгла нет дома.

— А вы что тут делаете? — вспылив спрашивает Шадека жандармский вахмистр.

— Ничего, господин вахмистр, ничего. Вот утаптываю.

— Зачем?

— Чтобы ветер не развеял мусор по двору. Такие вещи надо убирать как следует. А то опасно, — говорит Шадек словно про себя и зажигает свою трубку. Спичка падает в солому. Сухая солома воспламеняется. Шадек испуганно вскрикивает: — Динамит!..

Жандармы не ждут, что он скажет дальше. Сломя голову, убегают со двора. В тесной калитке начинается паника. Ефрейтор с винтовкой в руке падает. При падении острый штык втыкается в мягкую заднюю часть вахмистра. Вспыхнул только верхний слой взбитой соломы. Сейчас уже только тлеют свалявшиеся комья. Шадек спокойно затаптывает огонь. Жандармы ухаживают за вахмистром, у которого сквозь штанину просачивается кровь. Остальные осторожно возвращаются к калитке. Но во двор не входят.

— Что вы там делаете? — обрушиваются они на Ша-дека.

— Затаптываю огонь, чтобы эта дрянь погасла.

— А что в яме?

— Ну, что: сор и грязь, как изволите видеть, господа.

— А почему вы кричали о динамите?

— О динамите? Понятия не имею, господа, — удивляется Шадек.

— Не запирайтесь, — орут жандармы. — Вы кричали, что там динамит.

— Это вы, господа, ошиблись. Когда вспыхнуло, мне пришло в голову, будь там динамит — вот бы фукнуло, — невинным тоном объясняет Шадек, затаптывая последние искорки.

— Подите сюда! — вопят разъяренные жандармы.

Шадек плетется к калитке. Он не понимает, почему жандармы одевают ему кандалы и арестовывают именем закона. Во двор жандармы больше не входят. Обысков уже не делают. Истекающего кровью вахмистра скорая помощь отвозит в Кладно. А Шадека везут в Прагу. Он выиграл пари, но за подстрекательство и покушение на жизнь должностных лиц получил в Праге пять месяцев. Сегодня он возвращается домой.

— Где Иха? — вот его первый вопрос.

— Не знаю, — отвечает жена. — Почему ты спрашиваешь?

— Он мне должен пачку табаку, ведь пари-то я выиграл. Жандармы со двора удрали. Вот теперь ясно, у кого лучше варит котелок, — хвастливо говорит Шадек, входя в комнату. Останавливается на пороге. — Где кушетка? — удивленно спрашивает он жену.

— Нет ее, вот и все, — отвечает Резка.

Шадек смотрит непонимающе.

— Ну, что глазеешь, продала я ее, — докладывает жена.

— Продала? Почему? Ведь тебе же выплачивали пособие. Все жены заключенных получали.

— Да, получали, но я не хотела.

— Почему ты не хотела? — удивляется Шадек.

— Отец, да неужели я брала бы пособие, я — такая молодая и здоровая женщина, когда здесь было столько семей с детьми.

— Ну, еще бы. Ты всегда должна делать что-то особенное. Не захотела пособия, чтобы могла задирать нос перед другими. Значит, я о тебе услышу хорошие речи, — ворчит Шадек. — Но другой кушетки я уж не куплю, это ты запомни.

— И не покупай, — защищается жена Шадека. — Именно потому, что я не хочу задирать нос перед другими. Это была глупость. И никто мне этого не разъяснил. Знаешь, я нашла себе работу.

— Ты? Какую же? Надеюсь, не в каком-нибудь кабаке? — угрожающе говорит Шадек.

— Нет, я работаю в «Свободе» — в типографии.

— Ну, теперь, раз я вернулся, бросишь.

— А зачем мне бросать? — удивляется Резка. — Я там останусь.

— А кто же будет заботиться обо мне и о квартире?

— Как кто будет заботиться? А разве тут не прибрано? Погляди-ка.

Шадек осматривается.

— Ну, прибрано, что правда, то правда. Стол накрыт, на нем кекс — и прекрасно выпечен, золотистый. Что это за праздник у тебя? — с любопытством спрашивает он у Резки.

— Тебя встречаю. В Кладно все устраивают встречу товарищей, возвращающихся из тюрьмы. И я тебе встречу устраиваю. Маменька приходила из Стохова. Принесла немного муки, масла, несколько яиц. Так я испекла тебе кекс. Садись. Кофе сейчас будет готово.

Шадек снимает фуражку и садится за стол. Резка за ним ухаживает. Шадек оглядывает комнату. Вместо кушетки этажерка. На ней аккуратно рядком стоят книжки. Шадек наклоняется и берет одну из них. «Ленин. Государство и революция», — читает он.

— Господи, боже мой, Резка, как это сюда к тебе попало? Кто это тут спрятал? Наверняка запрещенная книга?

— С чего ты это взял? Я купила эту книжку у Ширла. Он их распространяет, — объясняет Резка.

— И ты это читаешь?

— Как же не читать, ведь я уполномоченная. Значит, должна читать.

— Ты? Уполномоченная? Как так?

— Ну как? Выбрали меня.

Шадек попивает кофе и откусывает кекс.

Чорт возьми, молодец. Испечь кекс — это Резка умеет. Но уполномоченная? Почему она уполномоченная? Ну да, она была одна. Пришлось чем-нибудь заняться, чтобы быть среди людей. Но теперь она это прекратит. Я должен уделить ей внимание.

— Слышишь, Резка? — обращается Шадек к жене. — Что идет в кино? Завтра суббота, я еще не пойду на работу. Пошли бы вместе после обеда. Не идет ли что-нибудь с участием Псиландра?

— Отстань от меня с этим Псиландром. Разве теперь у меня есть для него время? Быть уполномоченной, мой милый, — это работа и обязанность. Мне нужно учиться. Разве ты не знаешь, что в Рабочем доме наше кино закрыли? Не пойду же я к «соколам» или к «Яграм», где правые. Как бы на меня посмотрели подруги? Слышишь, я кое-что тебе должна сказать по секрету. Завтра и в воскресенье тебе, старичок, придется обойтись без меня.

— Что? Ты собираешься пойти к маме в Стохов? Ну, тогда я пойду с тобой, — решает Шадек.

— Нет, мамочка была здесь на этой неделе. Я еду в Прагу.

— В Прагу! Что ты будешь делать в Праге? Неужели отправляешься на ярмарку в честь святого Яна? Но ведь она будет только 16 мая. Зачем же тебе уезжать в субботу?

— Нет, мой милый. Я не на ярмарку еду, я еду на съезд.

— Ты… едешь… на… съезд, — заикается захваченный врасплох Шадек.

— Да, еду на съезд. Я избрана делегаткой от нашей организации.

— Но ты не можешь это сделать теперь, раз я только что возвратился. Нет, ты останешься дома, пусть за тебя поедет кто-нибудь другой, — решает Шадек.

— Это не пойдет, мой милый. А если бы даже можно было, так я не хочу. Что бы подумали обо мне женщины? Тондина Маржка тоже едет. Мы едем вместе. Ты знаешь, что на съезде будут голосовать за создание коммунистической партии? Неужели я пропущу такой торжественный момент? Подумай только, муж. Знаешь, какая это честь — голосовать за то, чтобы мы избавились наконец от названия, которое постоянно толкает нас в одну кучу с правыми, голосовать за то, чтобы мы стали настоящими коммунистами? Нет, я не пропущу такой случай, — решительно объявляет Резка.