Антонин Запотоцкий - Красное зарево над Кладно

— Писал, товарищи. Сегодня уже нет времени для разговора. Мы на шахте. В субботу вечером в Рабочем доме, в буфете. Там мы сможем поговорить об этом. Кто хочет, пускай приходит. Нужно отбросить пустяки в сторону и думать о серьезных вещах.

— Ладно, непременно придем… Бог помочь, до свидания.

Суббота. В буфете Рабочего дома в Кладно оживленно спорят. Собрались сюда кладненские товарищи — шахтеры и металлурги. Пьют свою скудную порцию пайкового трехградусного пива и спорят.

Тема дня — революция в России.

— Товарищи, пусть газеты пишут, что хотят, а я верю в русскую революцию. Верю в победу большевиков и желаю им удачи от всего сердца. Кто выступает против большевиков — тот для меня не социалист.

Так заявляет Гонза Ванек и стучит в подтверждение своих слов по столу.

— Тише, товарищ Ванек, так все-таки нельзя говорить, — рассудительно напоминает Ванеку, покручивая свой длинный ус, товарищ Дубец, механик с электростанции. — Так ты исключил бы из партии нашего депутата Модрачека. Товарищ Модрачек настоящий социалист, и все мы его уважаем. Но с революцией в России и с большевиками Модрачек не согласен.

— Я, Дубец, из партии никого не исключаю. Но все-таки должен снова заявить: кто против большевистской революции — тот не социалист. Что скажете, товарищи? Прав я или не прав? — обращается Ванек к слушателям.

— Ванек прав, — соглашаются все, шахтеры и металлурги.

— Нет, товарищи. Товарищ Модрачек смотрит на вещи иначе. Разумнее. Он говорит, что большевистская революция в России является делом чрезвычайно опрометчивым. Она ослабляет Россию и Антанту и усиливает Германию. Нам важно, чтобы Германия была как можно скорее разбита. Вот почему мы должны быть против большевиков и их революции, — снова пытается убедить собравшихся Дубец.

— Чем же это большевистская революция помогает Германии? Чего ждать рабочим в России? Пока не окончится война? Это нам здесь тоже постоянно твердят. Подождите до конца войны! Когда Германия и Австро-Венгрия будут разбиты. После этого и с капиталистами и с этими грабителями аграриями рассчитаемся. Но пока что капиталисты огребают барыши и наживаются. Аграрии спекулируют и тянут с бедняка последнюю рубашку. Люди работают до седьмого пота, стали тощие, как щепки. А те, что эту нищету используют, только и советуют ждать да ждать. Просто позор, что наши товарищи причастны к этой политике. Если хотим изменить судьбу бедноты, надо бороться против живодеров. Бороться непрестанно. Пользоваться всяким подходящим моментом. Не ждать, пока нам это эксплуататоры позволят. Вечным ожиданием и бездействием люди уже сыты по горло, — сердится Ванек.

— Я попрежнему верю Модрачеку, — настаивает на своем Дубец. — Большевистская революция на руку Германии. А то с какой стати немцы провезли бы большевиков в запломбированных вагонах в Россию? Вы что, не читали про это? — выбрасывает он свои козыри.

— А где мы должны были про это читать? — спрашивает Ванек. — В буржуазных газетах или в аграрном «Венкове»? [3] «Венков» («Деревня») — центральная газета аграрной партии. — Прим. ред. Я этому не удивляюсь. У капиталистов есть веская причина нападать на большевиков. Не может же капиталист согласиться с тем, что происходит в России!

— Ты прав, Гонза. Я читал сегодня «Венков». Страсть, как там большевиков кроют, — говорит Фейгл.

— Именно потому, что аграрии большевиков ругают, я большевикам верю, — повторяет Ванек.

— Все-таки было бы неплохо все прочитать и хорошенько обдумать. «Венков» тоже может быть порой прав, — твердит Дубец.

— Ну-ка, прочитай нам, что «Венков» пишет, — обращается он к Фейглу.

— Это можно…

— Бедржих, есть здесь «Венков»? Дай сюда сегодняшний номер, — кричит Дубец прислуживающему мальчишке.

Затем он читает:

«Ленин (настоящая его фамилия Цедерман) — еврейского происхождения и находится в родстве с семьей вождя австрийской социал-демократии доктора Адлера. Этот человек является ныне «хозяином Петрограда», а согласно сообщениям германских газет, и президентом всей России. Если Ленин действительно удержит свою позицию, что, разумеется, весьма сомнительно, тогда в его лице австро-венгерские славяне будут иметь большого врага».

— Глядите-ка! Оказывается, в лице Ленина славяне имеют самого большого врага. Кто это утверждает? Аграрии! А почему? Это вы узнаете из следующей заметки.

Фейгл читает вслух другую статью из «Венкова».

«Легко провозгласить: заключите перемирие, боритесь за мир, созовите конференцию народов! Но эти предложения сами по себе — только фразы, которые скорее свидетельствуют о страхе перед недалеким будущим, чем об уверенности в себе победившей партии.

Равно и лозунг о разделе помещичьих земель между русскими крестьянами отдает в нынешнее время демагогией. Раздел земель во время войны — это же недомыслие, какого еще не бывало. Подобные проблемы трудно решать и в мирное время».

— Вот вам, так я и думал, — говорит Ванек. — Раздавать помещичьи земли мужикам — это демагогия. Раздел земли во время войны — это недомыслие. Как же! Ведь это могут делать только большевики. Наши аграрии, хоть и провозглашают постоянно лозунг «деревня — единая семья», такого «недомыслия» никогда не допустят. Они не захотят отдать землю безземельным и малоземельным ни в мирное время, ни, тем более, во время войны. Еще бы, отдали! Ведь как раз во время войны они лихоимствуют и спекулируют на продовольствии.

— Погодите, погодите, — кричит молодой Фейгл. — Самое замечательное здесь в конце. Послушайте!

И он читает:

«Большевики хотят переделать жизнь до основания. Их идеалы, осуществленные в России, проникнут, как зараза, и в другие страны. Сказать: «Дадим землю крестьянам в России» — значит возбудить умы во всей Европе. Война за подобные цели была бы совсем иной, нежели нынешняя: это была бы новая социальная революция».

— Так вот оно. Ну, что скажешь, Дубец? Тут аграрии сказали правду, вот почему они против большевистской революции в России. Поглядите: переделать жизнь до основания — это значит возбудить умы во всей Европе. А не следует ли, чорт подери, их возбудить?! Ведь этого уже повсюду ждут. Не мешало бы и нас продрать, как свинью, щеткой. Переделать жизнь до основания! Да это была бы социальная революция! Что аграрии против этого, я не удивляюсь. Но как против этого может быть Модрачек? Ответь теперь нам, Дубец, на один вопрос: может социал-демократ быть против социальной революции?

Эти и подобные вопросы слышатся в буфете. Все обращаются к Дубецу, который растерянно дергает усы.

— Ну, товарищи, я собственно, не против большевиков. Только нужно все хорошенько обдумать. Все-таки товарищ Модрачек наш лучший теоретик социализма. Его стоит послушать. Он во многом может быть прав. Еще не известно, чем это в России кончится.