Антонин Запотоцкий - Красное зарево над Кладно

— Чем оно должно кончиться? Я думаю, что каждый честный рабочий, а тем более каждый честный социалист должен бы от всей души пожелать, чтобы это кончилось хорошо. И все мы тоже желаем русским большевикам этого. Ну, не прав я, товарищи? — Ванек снова обращается к собеседникам.

— Прав, прав! Ты говоришь так, словно читаешь в наших сердцах, Гонза. Только чтобы действительно до основания! Слава богу, хоть где-то уже взаправду начали, — дружно раздается в буфетной.

— Только все-таки, товарищи, я думаю, что мы обязаны рассуждать трезво. Мы должны все-таки хоть немного верить своей партии и ее руководству.

Дубец тоном проповедника опять начинает поучать:

— Товарищ Модрачек опубликовал свою статью в «Право лиду». Если бы руководство нашей социал-демократической партии с ней не было согласно, ведь не мог бы он напечатать ее в органе партии. И, насколько я знаю, против статьи Модрачека еще никто публично не высказался. Это показывает, что товарищи в руководстве тоже раздумывают, как быть, и выжидают.

— Как это никто не высказался? — возражает Ванек.

— Маржка, пойди сюда! У тебя с собой последнее письмо от Тонды?

— С собой, товарищ Ванек.

— Ну-ка, дай сюда, мы прочтем.

— Но я не знаю. Это все-таки… — нерешительно возражает Маржка.

— Ну, ну, чего ты стесняешься? То, что Тонда пишет тебе и какие посылает поцелуи, — этого мы не должны знать.

— А посылает, Маржка? Кто знает, кого он ими там награждает. Будь я на твоем месте, я ему не верил бы. Ну, девушка, если понадобится, только обратись! Мы тебе тоже кого-нибудь сумеем подобрать, — шутят с Маржкой шахтеры.

— Как бы не так. Не стану я к вам обращаться, — парирует Маржка. — Козлы облезлые!

— Получили, — смеется Ванек. — Так вам и надо. Над каждым рады посмеяться! Вам бы только с чертями компанию водить.

— Ну, Гонза. Чего бы эта шахтерская жизнь стоила, если бы человек не мог ее хоть немного шуткой подперчить. Маржка нас понимает и не сердится, верно? — оправдываются шахтеры.

— Стоит ли на вас сердиться? Бесполезный разговор. Вот письмо, Ванек. Тут, на этой вот странице, читай.

Ванек надевает очки и читает:

«Новый переворот в России, несомненно, является для нас, социалистов, выдающимся событием. Мы желаем только одного: чтобы новому правительству России удалось исполнить свои намерения, особенно что касается заключения мира. Правда, обстановка в России в результате последних потрясений еще не определилась и не исключены неожиданности, но подписанием мира позиция нового правительства в среде русского народа сильно укрепилась бы и правительство могло бы приступить к осуществлению дальнейших задач социализма. Претворение их в жизнь не осталось бы без воздействия на положение в нашей стране, так же как не осталось без воздействия на нас революционное потрясение 1905 года. Удивляюсь, что товарищ Модрачек не сочувствует новой русской революции, социалистическая основа и цель которой столь очевидны».

— Так вот, товарищи, что пишет Тонда с войны, — кончает Ванек чтение письма.

— Ну, что скажешь, Дубец? Все же кое-кто в партии откликнулся. Но, чорт побери, Маржка, — обращается к ней Ванек. — Однако это письмо не только для тебя! Его должны бы знать и другие. Его надо опубликовать в «Свободе».

— Жди! Так его там и опубликуют, — замечает кое-кто. — А кроме того, речь идет о Тонде. Ведь он на фронте и за такое письмо мог бы поплатиться. А жаль, напечатать его следовало бы! Что ты думаешь, Маржка?

В буфетной снова галдят. Потом все вопросительно смотрят на Маржку.

— Я думаю, что опубликовать его можно. Муж сам пишет, чтобы напечатали, — соглашается Маржка.

— Ну, так, стало быть, мы выиграли. Раз Тонда сам хочет, значит, опубликуем, — кричат шахтеры и металлурги.

— Полегче, полегче, товарищи, — утихомиривает всех старый Ванек. — Еще не выиграли. Вы знаете, сколько пришлось потрудиться, прежде чем «Свобода» опубликовала августовское письмо Тонды. Карел Киндл получил за это от пражского руководства нахлобучку. Такие письма печатать-де не надо.

— А что же в нем господам-товарищам из Праги не понравилось? — слышатся вопросы. — Не помним, чтобы там было что-нибудь плохое.

— Ну, плохого там ничего не было. Но Тонда критиковал политическое руководство нашей партии. Знаете, товарищи, эту политику наших руководящих товарищей чем дальше, тем труднее понять, — принимается рассуждать Ванек. — Когда началась война, мы все верили, что партия выступит против нее. Что будут организованы антивоенные выступления. Ничего подобного не случилось. Вместо этого повели угодную Австрии политику. Поддержку войны оправдывали тем, что в Антанту входит царская Россия. Это, дескать, реакционная держава. — Он обращается к слушающим. — Скажите мне, ради бога, товарищи, верите ли вы, вообще, что какое-нибудь капиталистическое государство может быть действительно прогрессивным государством? Я в это не верю. Если империалисты между собой дерутся, почему рабочие должны их поддерживать? А теперь обстоятельства изменились. В России совершилась революция. Свергли царя, и правительство крупных помещиков-феодалов тоже послали к чорту. Я ожидал, что каждый социалист будет этому рад. Но где там! Наши руководящие товарищи не радуются. Наоборот. Вместе с буржуями ругают русскую революцию, а особенно большевиков. Кричат, будто русская революция угрожает борьбе за нашу независимость, — воспламеняется Ванек.

— Ты заблуждаешься, товарищ Ванек. Я думаю, что партия и ее руководство ведут теперь правильную политику. Если мы хотим получить независимость, необходимо, чтобы все силы нации были едины. Достаточно помучила нас старая Австрия. Почему она могла это делать? Потому, что в нации не было единодушия. Каждая партия проводила лишь свою узкопартийную политику и только натравливала одну часть нации на другую. Слава богу, что теперь этому конец, — рассуждает Дубец.

— Ты на самом деле думаешь, что натравливанию пришел конец, что в нации наступили уже священный мир и покой? Откуда ты это взял, скажи мне, прошу тебя? — пристает к Дубецу Ванек.

— Ну, посмотрите, товарищи. У нас есть единый Чешский союз [4] Чешский союз — объединение депутатов чешских политических партий, созданное на националистической основе зимой 1916 года. — Прим. ред. . В нем представлены все наши чешские политические партии. Это показывает, что мы все пришли к взаимопониманию, что исчезнут, наконец, прежние классовые и сословные различия. Будем все в нации равны. Будем друг другу братья. Прежние распри и раздоры прекратятся. У нас будет свое самостоятельное государство. Будем в нем хозяевами и работать все вместе, ради счастливого будущего.

— Дай-то, господь небесный, аминь, — прерывает Дубеца молодой Фейгл. — Ну, и говоришь ты, Дубец. Как старая торговка свечками. А еще хвалишься, что уже десять лет назад был пионером социалистического движения.