Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

Сразу после окончания войны Маленков возглавил Комитет по демонтажу немецкой промышленности. Это назначение повлекло за собой некоторые неприятности, поскольку за трофеи поверженного врага боролись многие влиятельные ведомства. Для улаживания конфликтов была даже создана специальная комиссия во главе с Микояном, которая вынесла неожиданное, но дальновидное решение — вообще прекратить демонтаж немецкой промышленности и наладить в Германии производство товаров для СССР в качестве репарации.

Как известно, никто из ближайшего окружения вождя не мог надеяться даже на относительную стабильность своего положения. Любой человек, какую бы высокую нишу в партийной иерархии он ни занимал, в один момент мог оказаться не у дел. Фавориты были готовы к этому. Более того, они всячески стремились очернить друг друга в глазах тирана, чтобы подобраться к нему поближе. Политические интриги и клеветничество являлись главными орудиями в этой тайной войне.

Со второй половины 1948 года вражда в рядах партийной элиты значительно усилилась. Именно с этого момента Сталин начал часто болеть, а в 1949 году он перенес, видимо, первое кровоизлияние в мозг. Как и двадцать лет назад, когда «ученики» Ленина боролись за его «наследство», сейчас ближайшее сталинское окружение вступило в отчаянную схватку за право занять место у руля тоталитарного государства. Понятно, что такая борьба не могла не повлечь за собой трагических последствий. Жертвой политических интриг стала Ленинградская партийная организация. По сфабрикованному Берией и Маленковым «ленинградскому делу» репрессии охватили тысячи партийных и комсомольских работников, видных ученых и тружеников народного хозяйства данного региона.

Дело заключалось в следующем. После войны Георгий Маленков продолжал тесно сотрудничать с Берией. Оба они уже стали полноправными членами Политбюро, а значит, не только могли, но и оказывали значительное влияние на развитие событий в стране. Их основными противниками были Жданов и Вознесенский, которые явно доминировали в области идеологии и общественных наук, где ни Берия, ни Маленков никогда не были сильны. В этот период А. А. Жданов являлся, по существу, главным идеологом партии, и его влияние на Сталина в данной области, а также по вопросам руководства коммунистическим движением очень возросло. Н. А. Вознесенский, будучи председателем Госплана СССР, играл большую роль в руководстве советской экономикой. Он вытеснил в этой сфере даже таких сталинских помощников, как Каганович, Микоян и Маленков.

Желая устранить столь влиятельных конкурентов, Берия начал сложную интригу, направленную на их компрометацию. Под прицел наркома НКВД попал прежде всего Жданов, который покровительствовал Ленинградской партийной организации. Расчет Берии был верен: Сталина раздражали теоретические претензии Жданова и Вознесенского, но они находились на пике своей славы и популярности, и с ними нельзя было открыто расправиться. Провести же кампанию против выдвиженцев из Ленинграда не составляло большого труда. Берии и Маленкову удалось убедить Сталина в «сепаратизме» Ленинградской парторганизации, вследствие чего и возникло так называемое «ленинградское дело». Репрессии распространились до самого верха и привели к аресту и гибели Вознесенского, Кузнецова, Родионова и многих других ответственных советских работников. Маленков лично выезжал в Ленинград, чтобы руководить разгромом. Берия возглавил репрессии по «ленинградскому делу» в Москве. В результате Жданов был фактически отстранен от руководства и умер у себя на даче при не вполне выясненных обстоятельствах.

Следует заметить, что жертвой этой борьбы едва не стал сам Маленков. Не без участия сына Сталина — Василия было создано провокационное дело о низком уровне развития советской авиационной промышленности. Командующий ВВС Красной Армии Главный маршал авиации А. А. Новиков и нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин подверглись аресту, а Маленков был освобожден от работы в аппарате ЦК и направлен в Ташкент. «Ссылка» длилась недолго: Берия приложил все усилия для полной реабилитации политического союзника с тем, чтобы вернуть его в Москву.

«Ленинградское дело» было не единственным, сфабрикованным при участии Маленкова. После смерти Жданова он принял на себя его функции в области партийной идеологии. В тот же период возникло так называемое «дело Еврейского антифашистского комитета», которое также получило свое трагическое развитие. В ходе новой террористической кампании весной 1952 года были приговорены к расстрелу начальник Совинформбюро и бывший заместитель министра иностранных дел С. А. Лазовский, литераторы И. Фефер, П. Маркиш, Л. Квитко и другие известные деятели науки и культуры. Многим ставилось в вину то, что они писали на языке идиш.

Каким идеологом в области культуры был Маленков, позволяют понять воспоминания поэта Ильи Сельвинского. В 1942 году он написал стихотворение «России», в котором были такие строки: «Сама как русская прцрода, душа народа моего — она пригреет и урода, как птицу выходит его…». Спустя два года Маленков обнаружил в стихотворении скрытый подтекст, особенно в том месте, где речь велась об «уроде», и вызвал автора с фронта в Москву. Об этом событии в дневнике Сельвинского осталась запись:

«Заседание Оргбюро вел Маленков. «Кто этот урод?» — металлическим голосом спросил он. Я начал было объяснять ему смысл этого четверостишия, но он меня перебил: «Вы тут нам бабки не заколачивайте. Скажите прямо и откровенно: кто этот урод? Кого именно имели вы в виду? Имя?» — «Я имел в виду юродивых». — «Неправда! Умел воровать, умей и ответ держать!» Вдруг я понял, что здесь имеют в виду Сталина: лицо его изрыто оспой, мол, русский народ пригрел урода…

Неизвестно как и откуда в комнате появился Сталин. Неся, как обычно, одну руку в полусогнутом состоянии, точно она висела на перевязи, он подошел к Маленкову и стал тихо о чем-то с ним разговаривать. Насколько я мог судить, речь шла не обо мне. Затем Сталин отошел от Маленкова, собираясь, видимо, возвратиться к себе, и тут взглянул на меня: «С этим человеком нужно обращаться бережно — его очень любили Троцкий и Бухарин…»

Я понял, что тону. Сталин уже удалялся. «Товарищ Сталин! — заторопился я ему вдогонку. — В период борьбы с троцкизмом я еще был беспартийным и ничего в политике не понимал». Сталин остановился и воззрился на меня напряженным взглядом. Затем подошел к Маленкову, дотронулся ребром ладони до его руки и сказал: «Поговорите с ним хорошенько: надо… спасти человека».

Сталин ушел в какую-то незаметную дверцу, и все провожали его глазами. Маленков снова обратился ко мне: «Ну, вы видите, как расценивает вас товарищ Сталин! Он считает вас совершенно недостаточно выдержанным ленинцем». — «Да, но товарищ Сталин сказал, что меня надо спасти». Эта фраза вызвала такой гомерический хохот, что теперь уже невозможно было всерьез говорить о моем «преступлении».