Юван Шесталов - В краю Сорни-най

Как-то незаметно появившийся бригадир отделения зверопромхоза познакомил меня с прилетевшими людьми.

Козлов Николай Матвеевич. Начальник отдела строительства управления Игримгаз. На Севере недавно. Приехал из Башкирии.

Шалимов Валерий Васильевич. Главный инженер комсомольско-молодежного строительно-монтажного управления. Родом с Украины. А теперь — строитель Севера.

Веревкин Станислав Дмитриевич. Геолог. Работник Ленинградского института «Гипроспецгаз». По прописке ленинградец. Душою сибиряк. Принимает участие в освоении Сибири более десяти лет.

Вертолет улетел в сторону Урала, у отрогов которого строится компрессорная станция. Подобная станция будет строиться и здесь. К месту строительства и спешат мои новые знакомые. Я увязываюсь с ними. Представитель проектировщиков сдает, строители принимают участок.

Мы идем по кедровому урману. Сквозь деревья виднеется серебристый плес Сосьвы. Кедровники лишь издали кажутся непроходимой чащей. Но под ветвистыми кронами — просторно, здесь свободно гуляет ветер и нет той сырости и удушливости кондовых смешанных лесов с их непроходимыми чащами и завалами.

— Красотища! — мечтательно тянет высокий блондинистый Шалимов.

— А вы, строители, не убьете эту красоту? Мы как заказчики хотели бы… — не договорив, замер на месте Козлов, среднего роста крепыш, глядя вслед пестрому рябчику, сорвавшемуся с сизо-зеленой ветки.

— Рябчиков не обещаю. Но кедры по возможности постараемся сохранить. Как у нас в Светлом.

Я не раз бывал в поселке Светлом, построенном комсомольцами в середине шестидесятых годов на берегу таежного озера. По проекту рощу из вековых кедров и сосен должны были снести. Но комсомольцы отстояли деревья, не дали строителям их вырубить. И теперь поселок газовиков на севере Ханты-Мансийского округа, утопающий в неброской северной зелени, стал своеобразным эталоном умного строительства.

— Мы вели изыскательские работы, составляли проект так, чтобы и компрессорная станция, и поселок на четыреста человек вписались в этот таежный пейзаж. Чтобы вековым кедрам стоять между домами, как полновластным хозяевам нового поселка. А как же иначе! Культурный очаг новой, индустриальной жизни тихого таежного края! Мы положили начало, ваше дело завершить! — говорил Веревкин, чеканя каждую фразу, артистически взмахивая руками.

Я с любопытством присматриваюсь к нему. Высокий, широкоплечий. Аккуратно подстриженные усы на смугловатом лице. Говорлив, чуть артистичен в движениях. О геологах у меня сложилось другое представление.

Впрочем, все наши представления о людях в какой-то мере односторонни. И хотя профессия наверняка накладывает какой-то отпечаток, все же главное в человеке определяется его характером, темпераментом, пристрастиями. Человек может быть артистом в любом деле, — к такому выводу я пришел потом, проведя с этими людьми не один час в беседах, дискуссиях, в дружеском застолье, в семейном кругу.

Веревкин… Это имя впервые я услышал в песне Омельки. Потом несколько раз из других уст долетали до моего слуха фразы: «Веревкин дал», «Веревкин сказал», «Веревкин летит…»

И вот он передо мной. Интерес мой к нему сразу возрос, как только я узнал, что он ленинградец. И вся экспедиция, которая работала здесь довольно продолжительное время, оказывается, тоже состояла в основном из ленинградцев.

Ленинград давно стал моей второй родиной. Здесь проснулись мои первые песни. И я как бы заново родился, когда меня назвали писателем. Ленинград для меня — колыбель духовного пробуждения народов Севера. И теперь этот город — мой дом, мой теплый и уютный очаг, где работается мне, как нигде в мире. Почему? Не знаю…

Ленинград — храм моих духовных богов, мастерская, где рождается вдохновение, место моей работы.

А для Веревкина и его сослуживцев местом работы стала моя первая родина — Сибирь. Веревкин говорит больше о Сибири, о Севере. И для меня это начинает приобретать какой-то особый, двойной смысл. Каждое слово, каждый вздох и, кажется, даже каждое движение геолога Веревкина, открывающего для меня заново м о й С е в е р, я стараюсь запомнить таким, каким услышал.

«Тюменский Север оказался кладовой черного и голубого золота. Одной из важнейших строек конца этой и начала новой пятилетки будет строительство газопровода Пунга — Вуктыл — Ухта, который соединит гигантскую сеть магистральных газопроводов Севера с центром страны. И по ним пойдет голубое золото не только в европейскую часть нашей страны, но и за рубеж.

Прежде чем на трассу выйти строителям — надо ее проложить. Этим занимаются изыскательские экспедиции проектных институтов и, в частности, наш ленинградский институт «Гипроспецгаз».

На протяжении более трехсот километров работали две наши экспедиции. Экспедиции номер шесть и номер три. В каждой несколько изыскательских партий.

Что такое проложить трассу? Мало того, что надо пройти по топким болотам, по густым сибирским лесам, пересечь полноводные реки; это значит еще, что надо очень точно привязать трассу к местности, выбрать самые лучшие варианты, самые экономичные, самые эффективные. Одним словом, для того чтобы проложить трассу, надо провести целый комплекс работ. Этот комплекс проводится большим коллективом изыскателей, среди которых топографы, геологи, геофизики…

Проложить трассу… Это работа не только тех, кто непосредственно участвует сегодня в изыскательских экспедициях. В это уже вложен труд многих других людей. И даже тех, которых уже нет среди нас, то есть первопроходцев этих мест, геологов первых послереволюционных лет, которые с неисчислимыми трудностями на вьючных лошадях и пешком шаг за шагом обходили эти места, составляя карты… Весь этот труд учтен при изысканиях наших трасс. Сначала были редкие, одиночные маршруты. А большая, планомерная съемка северо-сосьвинского угольного бассейна, которую вело уральское управление в послевоенные годы, послужила отправной точкой наших изысканий. Без материалов этих экспедиций нелегко было составить правильный технический проект. Так что наши успехи уже подготовлены работой многих поколений геологов, которые отдали свою жизнь и труд пробуждению этой земли…

Я работал в разных концах страны: на Камчатке, в Магаданской, Вологодской, Псковской областях, на Кольском полуострове. Везде народ очень хороший. Но северные народности отличаются каким-то особым своеобразием, непосредственностью, исключительной чистотой и честностью. Потому что… Я даже не знаю почему… Общение с ними — это как прикосновение к первозданной, нетронутой природе.

На севере — и на Камчатке, и здесь — сердца открыты, как двери домов. Двери домов не знают замков. Слово «замок» мы здесь забыли. Наш дом в поселке Хулимсунт закрывается только небольшим поленом, чтобы не залезли собаки. Притом не взрослые собаки, а щенки. Потому что здесь даже собаки очень честные и дисциплинированные. Ничего без спроса не тронут. Замков на Севере нет. Это общее свойство таежных народов.