Йона Амнон - Не оставляя следов. Воспоминания ветерана израильских спецслужб

В конце концов аль-Хафед и Фаркута отправились в Грецию разыскивать «Арджиро». Греческие портовые власти сообщили им, что здесь об этом корабле ничего не известно, и тогда они предположили, что «Арджиро» попал либо в руки сионистов (80 % вероятности), либо коммунистов (20 %). Через некоторое время выяснилось, что корабль вместе со своим грузом благополучно прибыл в Тель-Авив. Это стало известно через итальянского консула в Иерусалиме, который сообщил адвокату Ноно, что в Израиле находится группа итальянских моряков. Кроме того, через 12 дней после отплытия «Арджиро» в Италии объявился один из членов его экипажа. Выяснилось, что он остался на берегу, а вместо него на борт поднялся, видимо, тот человек, который и перекупил оружие.

Расследование показало, что обвиняемый, вместе со своими друзьями Дайком, Саламом и Одати, является компаньоном фирмы «Братья Мардам» и их пай составляет 45 миллионов сирийских фунтов. Выяснилось также, что на его счету в Арабском банке в Каире лежат 508 египетских фунтов. Кроме того, в итальянских банках у него имеются счета в разных валютах — итальянских лирах, долларах США, швейцарских франках и фунтах стерлингах, а также депозиты в золоте.

На следствии он показал, что все эти средства приобретены в результате коммерческих сделок, однако на самом деле это деньги, полученные им от сионистов за проданное им оружие.

Прокурор просил суд сделать все необходимые выводы из представленного им материала и признать обвиняемого виновным в измене своему народу и всем арабским народам, ибо он передал оружие в руки врага в самые тяжелые дни нашей войны. Прокурор потребовал приговорить обвиняемого к смертной казни.

Свидетели — Башир Рамадан, Саади аль-Фара, Назир аль-Абд, Мамрух аль-Хафед и адвокат Ноно подтвердили информацию, представленную обвинением. Защитники — Эмиль Лахуд и Джамиль аль-Джаби — очень энергично защищали Мардам-бея. Они обнаружили некоторые противоречия в доводах обвинения. Так, они доказали, что г-жа Бальмас отнюдь не еврейка, а католичка и что один из родичей президента Ливана посещал ее во время своего пребывания в Италии. Они также просили суд судить их подзащитного на основании подлинных фактов, а не домыслов».

На этом кончается статья из сирийской газеты «Аль-Айам».

С тех пор прошло немало лет. Все эти события теперь уже история. Но и я, и мои друзья часто спрашиваем себя: имело ли то, что мы делали, смысл? Ведь мы подвергали опасности не только людей, но и само дружественное отношение Италии к нашим интересам. Такие дела, как операция «Лино», а особенно операция «Гур», затопление «Арджиро», арест его капитана и экипажа, — могли кончиться очень печальными поражениями на дипломатическом фронте, и мы лишились бы опоры в Италии, которая в тот трудный месяц март 1948 года была одной из самых дружественных к Израилю стран.

Ответить на этот вопрос далеко не так просто.

Колесо истории не повернуть вспять; поэтому я попробую восстановить ход событий на фоне того, что происходило в то время в Государстве Израиль.

Прежде всего, определяющий момент: с того дня, как началась операция по доставке оружия (8000 винтовок и 6 миллионов патронов) на «Лино» в Сирию, и до середины августа, когда оружие прибыло в Израиль на борту «Арджиро», прошло пять месяцев. За это время положение в стране радикально изменилось. Восемь тысяч винтовок и шесть миллионов патронов — в марте 1948 года им просто цены не было! Вспомним, что, когда Эхуд Авриэль организовал доставку оружия на корабле «Нора» в апреле 1948 года и привез с собой 4500 винтовок, это считалось огромным достижением.

А отобрать 8000 винтовок у сирийцев в марте 1948 года — это была, безусловно, операция первостепенной важности.

Чтобы получить представление о масштабах этого дела, надо вспомнить, что все арабские страны вместе обещали своей «Армии вызволения» 10000 ружей и по 500 патронов на ружье [50]. То оружие, которое они действительно поставили, было устарелого образца, а боеприпасы — нестандартные, разнокалиберные, изготовленные разными фирмами в разных странах. Восемь тысяч новеньких, современных винтовок, снабженных стандартными боеприпасами, могли бы послужить мощным подкреплением арабским войскам на северном фронте в этот критический для нас момент Войны за независимость. А месяц спустя, когда началась битва за Иерусалим, нам пришлось даже, хотя и с тяжелым сердцем, изымать оружие у своих же — у поселенцев.

Подумав обо всем этом, читателю легче будет оценить все значение проводимых нами в те дни операций, о которых рассказывается на этих страницах.

В начале августа 1948 года Дани Агрон, занимавшийся тогда нашей «Воздушной службой», которая перевозила добровольцев МАХАЛа через Италию в Израиль, сообщил мне следующее. Ему стало известно, что в мастерских аэродрома Ничелли-дель-Лидо в Венеции по заказу из Египта ремонтируются два больших самолета: четырехмоторный «Савойя-Марчетти-95» и трехмоторный «Фиат-Джи-212». Одновременно и по другим каналам стали поступать сообщения о том, что египтяне активно занимаются приобретением самолетов.

Я запросил нашу информационную службу относительно сроков завершения работ. Бенц (Бен-Цион Стоп-лер), один из самых отважных наших работников, отправился в Венецию, чтобы лично проверить все на месте. На следующий день я узнал, что первый самолет будет готов к 17–18 августа. Я сообщил об этом Шаулю в Израиль и Сапиру в Женеву и запросил их согласия на уничтожение самолетов с помощью взрывчатки. Получив положительный ответ, я немедленно полетел в Венецию. Спускаясь по трапу своего самолета, я сразу же увидел то, что меня интересовало, — самолеты, заказанные египтянами, стояли возле мастерских у всех на виду. Маркировка на крыльях и на корпусе не оставляла никакого сомнения в том, что самолеты принадлежат египетским военно-воздушным силам.

Катер, отвозивший пассажиров из Лидо в город, ожидался минут через двадцать, и я, прогуливаясь по небольшому аэродрому, пытался оценить возможности доступа к египетским самолетам.

Приехав в Венецию и поселившись в гостинице, я снова отправился в Лидо, чтобы разведать подступы к самому аэродрому. Я обошел весь аэродром и его окрестности и вернулся домой. Здесь я тщательно проанализировал добытую информацию и наметил планы соответствующих операций. На следующий день, улетая в Рим с того же аэродрома, я еще раз проверил свои соображения.

Когда я прибыл в наш офис в Риме, план операции уже полностью сложился у меня в голове, и я немедленно приступил к его воплощению. Группа была составлена мною следующим образом: командир — Гидончик; главный подрывник — Бенц (Бен-Цион Стоплер); «девушка для сопровождения» — Шош (Шошана Бентвич), сотрудница нашего отдела связи; поддержка и обеспечение безопасности операции — Альфредо, наш итальянский сотрудник. Я вызвал к себе Бидончика и изложил ему программу действий. Встал вопрос: как добиться такого взрыва, который заведомо разрушил бы самолеты полностью? Поскольку у нас было мало опыта в подобных диверсиях, я решил обратиться за советом к Элу Шоймеру, инженеру-авиаконструктору (в будущем — руководителю авиапромышленности в Израиле), члену МАХАЛа, находившемуся в то время в Риме. В консультации принял также участие Давид Фромер. Рассмотрев все варианты, мы решили, что лучше всего заложить взрывчатку на крыльях, поближе к корпусу самолета и бензобаку.