Нина Левина - Дзюдо и кино

— Это не я, зуб родной! — убеждал я режиссёра.

Теперь каюсь, Олег. Конечно же, это я! А иначе мы бы не сняли эту картину вовремя! А иначе я бы не сделал карьеру…

Как сейчас перед глазами стоит последний съёмочный день на реке. «Всё! Снято!» — радостно кричит Боря, все облегчённо вздыхают — самое сложное позади. Теперь остаются только павильонные съёмки, но это такая мелочь! Теплоход разворачивается и берёт курс на Киев, а через час начинает идти снег. Я сижу на капитанском мостике, закутавшись в тёплую куртку, слушаю мелодию из кинофильма «Генералы песчаных карьеров», прихлёбываю коньяк из бокала, а по моим щекам текут слёзы радости. Я снова смог! Я совершил невозможное!

Итак, фильм «Не отдавай королеву» был вовремя сдан. В Гостелерадио удивлённо пожимали плечами:

— Как вам это удалось? Мы были уверены, что картина безнадёжно завалена!

На киностудии на меня смотрели по-разному — кто-то с восхищением, кто-то с завистью. Но все сходились в едином мнении, что я совершил невозможное. Как вдруг меня вызвали на партконтроль, где предъявили обвинения в перерасходе денег на картине «Не отдавай королеву».

— Вот, смотрите, товарищ Цыганков, у вас в актёрской смете переплата тридцать тысяч рублей! — начал тыкать пальцем в смету глава партконтроля.

— Ну и что? — пожал я плечами. — Я переплатил актёрам тридцать тысяч, зато сэкономил на других статьях расходов почти девяносто тысяч. В итоге на этом фильме получилась экономия шестьдесят тысяч рублей.

— Вы нам тут мозги не пудрите! — разозлился глава. — При чём тут экономия на фильме? Я вам говорю, что вы переплатили лишних тридцать тысяч!

— Где же переплатил, если я сэкономил шестьдесят! — Тупость заседающих партийных товарищей начала меня выводить из себя. — Вы посмотрите другие статьи расходов! Посчитайте, сколько там экономии!

— Мне ничего считать не надо. Я чётко вижу перерасход в тридцать тысяч! За это вам надо влепить строгий выговор, чтобы знали на будущее, как расходовать деньги рационально.

Что я мог сказать? Эта вопиющая тупость выводила меня из себя! Самое гадкое было то, что я ничего не мог им доказать — мои аргументы просто игнорировали. В дело моего спасения подключился заместитель директора киностудии Иванов Геннадий Михайлович, человек, которого я по сей день вспоминаю с благодарностью как строгого, но справедливого учителя. Спустя несколько лет его попытаются «съесть» в Госкино Украины, и для этого захотят привлечь меня. Но я откажусь участвовать в этом постыдном деле, и тем самым навлеку на себя гнев вышестоящего руководства. Так вот, Геннадий Михайлович долго и убедительно объяснял партийным номенклатурщикам, что если бы не моя переплата в актёрской смете, то картина вовремя не была бы сдана, а это означало бы перенос съёмок и перерасход в двести тысяч. Посовещавшись, суровые товарищи коммунисты решили выговор пока не выносить. Вот такая была мне от партии коммунистическая «благодарность».

После фильма «Не отдавай королеву» я получил небольшую передышку в виде детского кино «Красный петух — плимутрок». Здесь всё было в плановом порядке и без спешки. Этот фильм оказался маленьким перерывом в бешеной карьерной гонке. Я ещё не знал, но на горизонте моего карьерного роста грозно маячил «Театр неизвестного актёра».

Жил в то время на Украине один известный писатель Юрий Смолич. Он был обласкан коммунистической властью — его постоянно издавали, он занимал должность Председателя Союза писателей Украины. По его книге начались съёмки фильма «Театр неизвестного актёра». Смолич активно работал над сценарием вместе с режиссёром Николаем Рашеевым, тем самым, который снял «Бумбараша». В общем, всё у Смолича было прекрасно, пока он не решил издать свои мемуары. Но так как он знаковый коммунист-писатель, его мемуары были рассмотрены в ЦК Компартии Украины, и что-то в них сильно не понравилось старшим товарищам. Смолича пригласили в ЦК и потребовали кое-какие моменты в мемуарах переписать, на что старик заупрямился и категорически отказался вносить правки. Не знаю, что там такого крамольного было в его мемуарах, но расползшиеся слухи уверяли, что тональность разговора в ЦК была жёсткая, и Компартией Украины было принято решение Смолича наказать. Его перестали издавать, освободили от должности Председателя Союза писателей Украины и дали команду съёмки фильма остановить, актёров и группу распустить, а декорации сломать. Смолич одномоментно стал никем.

А он тесно дружил с Первым Секретарём Компартии Канады. Они постоянно навещали друг друга. И вот, прилетел главный коммунист Канады к своему приятелю Смоличу в гости и узнал, что его друга и коллегу по продвижению коммунистических идеалов родная украинская партия «опустила» и устроила на него гонения. Возмущённый канадец быстренько уселся в самолёт и помчался в Москву на разговор к самому Брежневу. Разговор, видать, там был очень жёсткий, потому что из Москвы в Киев полетели грозные команды — немедленно Смолича везде восстановить и срочно снять его фильм! На вчера! Потому как теперь коммунисты из Канады ревностно будут следить за его судьбой! И только попробуйте, падлюки киевские, рассорить нас с дорогими товарищами коммунистами из Канаде!

На киностудии Довженко начался жуткий переполох. Как же снять эту картину «на вчера», когда всё нужно начинать сначала — актёры, декорации, подготовка съёмочного процесса. А денег-то часть потрачена ещё до опалы Смолича. Значит, нужно вложиться в оставшиеся! Ну какой дурак на киностудии возьмётся за это гиблое дело, да ещё и находящееся под личным контролем партии? Какой дурак, говорите? Да есть тут у нас такой!

Вызывает меня к себе директор киностудии Альберт Григорьевич Путинцев.

— Сергей, принимай картину «Театр неизвестного актёра».

А я уже, как и все на киностудии, хорошо был наслышан об этой картине и о скандале, связанном с ней.

— Да вы что, Альберт Григорьевич!? — возмутился я. — Мне что, жить надоело? Это же смертельный номер под куполом цирка! Москва и Канада требуют фильм «на вчера», украинское ЦК на Смолича волком смотрит, режиссер на картине — с репутацией антисоветчика. Зачем мне в это дерьмо влезать? Когда я на «Королеве» карьеру делал — это мне было понятно. А сейчас? Это же карьерное самоубийство! Нет, поищите другого дурака!

Я решительно отказался. Тогда в дело вступила тяжёлая артиллерия в виде Председателя Госкино Украины Василия Григорьевича Большака. Он вызвал меня к себе и в присутствии Секретаря парткома начал взывать к моей коммунистической совести: