Ольга Громова - Вальхен

Одна из старших что-то коротко сказала спутницам, и повозка остановилась. Женщины вытирали потные лица, разминали уставшие плечи. Одна пошла к колонке на углу улицы, умылась, по очереди подставила под струю воды ноги. Другая, увидев Валю, направилась к ней.

— Девочка, ты же местная?

Валя кивнула.

— Не знаешь, нет ли где квартиры, комнаты брошенной? Ну, из которой эвакуировались. Нам бы остановиться тут. Сил больше нет. Может, и работа какая найдётся.

— Не знаю. — Валя задумалась. — Оставленные комнаты сразу занимают. Управдомы ругаются, говорят — не положено, а люди всё равно свою жилплощадь расширяют за счёт уехавших. Я пустых не знаю. Вы издалека?

— От самого Севастополя. Больше недели уже идём. Мы в посёлке у моря жили. Порт бомбили, и нас заодно. На четвёртый день.

— У нас бабушка с дедушкой под Севастополем, — тихо сказала Валя. — И не знаем ничего. — Девочка на секунду замолкла, а потом решительно добавила: — Пойдёмте к нам. Пока отдохнёте, помоетесь, поедите, а папа с мамой вечером придут — наверняка что-то посоветуют. И про жильё они, может, знают, и про работу. Пойдёмте. Тут недалеко.

Женщины тихо поблагодарили и снова впряглись в свою повозку. Мысль, что идти недолго, позволила им собрать последние силы.

Дома Валя помогла разгрузить узлы, чтобы не оставлять в повозке, приготовила всё, чтобы беженки могли помыться, и взялась чистить картошку. Гостьи дружно запротестовали: как это она будет их кормить, — но Валя сказала, что родители придут неизвестно когда, а она сама ещё не обедала, и им тоже хорошо бы с дороги поесть сейчас.

Женщины сняли запылённые платки, достали чистую одежду и, быстро помывшись, одна за другой выходили на кухню. Первой появилась одна из старших путешественниц. Представилась Зоей и сразу взялась помогать Вале: вынула из какого-то узла и тонко нарезала кусок вяленого мяса и несколько огурцов, за работой расспросила, кто здесь живёт и не будут ли домочадцы ругать Валю, что позвала к себе незнакомых людей.

Смывшие с себя пыль и переодевшиеся гостьи оказались очень разными. Женщины помоложе — примерно лет тридцати — различались друг от друга во всём. Тонкая, яркая, черноволосая и скуластая Роза и крупная, высокая, белокожая и русая Тамара были, как сказала Роза, «сёстрами по мужьям», то есть жёнами родных братьев. Старшие женщины оказались мамами. Одна — постарше — мамой братьев, тех самых мужей Розы и Тамары, ушедших на фронт. Её звали Шушана, она была маленькой, смуглой, темноглазой и очень стройной, несмотря на то что ей было сильно за шестьдесят. Высокая, зеленоглазая и светлокожая Зоя, с крупными чертами лица и удивительно тонкими аристократичными руками с длинными пальцами, на которые почему-то сразу обратила внимание Валя, с одного взгляда определялась как мать Тамары — так они были похожи.

Валя достала тарелки и приборы, поставила постное масло и соль.

— Извините, хлеба почти нет, а я сегодня не купила.

— Так ты за хлебом шла, когда мы тебя встретили? А чего ж не сказала? Мы бы не пошли к тебе. — Зоя всплеснула руками. — Взрослые ругать станут, что не купила хлеба?

— Да нет, не станут. И потом, всё равно не каждый день удаётся купить. Бывает, стоишь-стоишь полдня, а хлеб кончается.

— У нас есть хлеб, — вступила в разговор Шушана.

— И правда, мы же вчера поменяли в селе. Целых две буханки за ботинки получили. — Роза легко поднялась и пошла в прихожую.

— Не нужно! — воскликнула Валя. — Вы себе оставьте! Неизвестно ведь, как вы дальше устроитесь… а мы здесь всегда живём — добудем ещё.

— Ну уж нет, девочка, — строго сказала Шушана. — Ты вон четверых взрослых посадила за стол, не спросила даже, кто мы и что у нас есть. Неужто мы просто так всё съедим и ничего взамен? Так не делают.

— Возьми хлеб и вот это тоже. — Роза принесла ещё один завёрнутый в полотенце кусок вяленого мяса. — Не знаю, может, вы к такому не привыкли, но всё равно в готовку сгодится и не портится долго. — Она положила в сторонке на кухонный стол обе буханки и мясо и тоже села обедать.

Когда все поели, Валя предложила беженкам отдохнуть до прихода взрослых, может, даже поспать. Но Тамара взялась мыть посуду, а Роза развязала очередной узел, достала тонкое покрывало и две небольшие подушки и, спросив Валю, где можно это постелить, пошла за ней в родительскую спальню. Аккуратно разложив принесённое на большой кровати, она позвала матерей. Женщин, казалось, смутила идея спать на хозяйской постели, они были готовы лечь на полу. Но Валя настойчиво предложила устроиться именно так: на полу не на чем спать, да и комнаты очень маленькие, другим будет неудобно ходить.

Шушана и Зоя и правда скоро уснули, а Тамара и Роза остались на кухне. Тамара молча мыла посуду, а Роза, убирая со стола, рассказала, как уходили они берегом моря, через посёлки и деревни почти от самого Севастополя, когда немецкие самолёты разбомбили половину их посёлка; как кругом горело, как чудом сумели забрать кое-какие вещи, потому что частично уцелел дом, в котором жили Шушана и Роза с мужем, — стёкла и двери повылетали от взрывной волны, но войти и собрать кое-что всё же удалось. А от Тамариного дома остались только обломки. Налёты на Севастополь шли почти каждый день, иногда не по одному разу. Бомбили в основном порт, но, когда нашим удавалось отбить налёт и отогнать вражеские самолёты, те сбрасывали бомбы на окрестности, стараясь уничтожить жизненно важные объекты: железную дорогу, водокачку, зернохранилище, а заодно и посёлки, возле которых они находились.

— Иди-ка ты, Тамар, в ту комнату, — вдруг сказала Роза. — Там кресло есть, поспи. Ты прошлую ночь не спала совсем. — И она решительно отобрала у невестки таз с посудой и губку.

— Всё равно не усну, — махнула рукой та.

— Иди! — слегка повысила голос Роза. — Никому не надо, чтобы ты загнулась. Себя не жалеешь, подумай, с кем мать оставишь.

— Как вы с ней… строго… — сказала Валя, когда Тамара, понурившись, вышла.

— Выхода у нас нет, девочка. Её сейчас надо заставлять думать о других, иначе она не выживет. Её двойняшки-четырёхлетки в том доме погибли. Тамара на окопах работала, а ребят в детсад не повела — приболели они, сыпь какая-то появилась, нельзя было в группу. Попросила старенькую соседку присмотреть. А тут — налёт. Бомба попала прямиком в дом. Прибежала она — а там одни камни по краям разбросаны и воронка вместо дома. Мы её оттуда еле оттащили. Думали — там и останется умирать. Решили уходить. По дороге Зою из соседнего посёлка забрали. Что ей там одной-то оставаться? Муж у неё умер ещё перед войной. А вместе всяко выживать проще. Да и Тамаре легче будет. Она первые дни вообще как автомат двигалась, будто не понимала, что делает. Сейчас-то вон видишь — уже разговаривает. Ночами только не спит.