Иван Просветов - Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова

Именно Берман рекомендовал Быстролетову увезти жену в Швейцарию:

«Мы поместим ее в санаторий, и она станет базой хранения паспортов».

Мария Шелматова более года пробыла в заключении в австрийской военной тюрьме – выполняя поручение мужа, она попалась на границе с некими предосудительными материалами в багаже. Она выдержала следствие, не раскрылась и получила пять лет по обвинению в шпионаже. Добившись в 1932 году ее освобождения по амнистии (делом занимался хороший адвокат), Быстролетов нашел для жены санаторий в Давосе.

«Это “Вот и прекрасно!” я никогда не мог простить Борису, – вспоминал Дмитрий Александрович. – Болезнь сначала приняла тяжелые формы, и жена едва не умерла… Но швейцарская природа и методы лечения сделали свое: она поправилась и действительно стала нашей базой хранения паспортов и денег. Виделись мы редко, но дали друг другу слово, что, как бы мы оба ни грешили физически, духовно останемся друг для друга самыми близкими людьми. Работала жена исключительно честно, четко и смело». [199] В.Снегирев. Другая жизнь Дмитрия Быстролетова // «Правда». 1990. 4 марта.

Под псевдонимом Петр действовал Станислав Глинский – еще один ученик Артузова. Участвовал в операции «Синдикат-2» по выманиванию Савинкова, в многоходовой операции «Трест». Впечатляет список мест его заграничной службы: Данциг, Варшава, Хельсинки, Рига, Прага, с лета 1934 года – Париж. Как резидент он занялся разведкой по Германии с французской территории и одновременно руководил работой по нейтрализации РОВС.

Пепик – Йозеф Леппин – и его жена Эрика были хорошо знакомы Быстролетову по Праге. Леппин окончил юридический факультет Карлова университета и состоял в Коммунистической партии Чехословакии. В одной из рукописей Быстролетова говорится, что именно ему удалось хитростью заполучить подлинные документы аристократа Переньи, погибшего в автокатастрофе в Италии. Пепик последовал за Гансом в Берлин, а в Лондон прибыл в сентябре 1930 года, назвавшись студентом. Через год к нему присоединилась Эрика. В июле 1932-го Леппин зарегистрировался как корреспондент газеты «České slovo», и констебль, на всякий случай навестивший приезжих по месту проживания, не заметил ничего подозрительного:

«Он предъявил удостоверение, подписанное редактором данной газеты… Пишет на политические и экономические темы… Надеется остаться в Англии на дальнейшие двенадцать месяцев, что позволит ему улучшить знание английского языка… Он кажется искренним и заслуживающим доверия. Оба правильно зарегистрировались в полиции». [200] National Archives (United Kingdom). KV 2/1243. P. 1a, 2a (1–2), 6a (1–2). История с документами рассказана в киносценарии «Щедрость сердца».

В 1931 году резидент Берман попросил агента Ганса найти надежного человека, способного оказать «техническую помощь советской разведке на морских судах для перевозки нелегальной почты между Америкой и Европой». Быстролетов порекомендовал Кавецкого: «Морское дело он знает хорошо, очень энергичный человек, готовый на любой риск». Да-да, Женьку, друга юности, товарища по скитаниям, с которым расстался в Константинополе.

Кавецкий тогда нанялся на пароход, стоявший на ремонте, и в первом же рейсе на Сицилию сбежал в порту. Добрался до Неаполя, потом до Ниццы и через Францию до Антверпена. Приобретенная в приключениях изворотливость помогла ему получить место в команде трансатлантического лайнера компании «Red Star Line». В 1924 году Кавецкий сошел на берег в Новом Орлеане. Ну а дальше… Мореходное училище, гражданство Соединенных Штатов и диплом капитана дальнего плавания. Пытаясь разыскать Димку, он писал в Чехословакию по адресу, который тот оставил, уезжая с гимназистами. И в 1928 году вдруг получил ответ. А спустя два года, с очередным письмом – предложение переехать в Германию на «интересную и хорошо оплачиваемую работу». В Берлине Быстролетов раскрыл перед ним карты. Женька согласился сотрудничать с советской резидентурой: соблазн получить право вернуться на родину оказался весомее всего, что он имел. Борис Берман, побеседовав с русским американцем, решил поставить его на политическую разведку. Формально Кавецкий учился в немецком институте. По заданиям резидента – «изучил ряд объектов в Берлине, Гамбурге, Дрездене, Базеле». Когда Бермана отозвали из Берлина, Кавецкий перешел в подчинение Малли и Быстролетова. Теодору Малли запомнились его слова:

«Я поступил в ИНО не потому, что нечего было есть…» [201] Из следственных показаний Д.Быстролетова и Е.Кавецкого (ЦА ФСБ. Д. Р-4219, т. 3, л. 21–23, 49) и материалов надзорного производства в отношении Е.Кавецкого (ГА РФ. Ф. Р-8131, оп. 31, д. 60808, л. 9).

Постоянный стресс и советские деньги сделали свое дело: в октябре 1932 года Эрнеста Олдхема уволили со службы. Дмитрий Быстролетов услышал об этом от Люси Олдхем лишь месяц спустя.

«Насколько начальство было настроено против него, показывает факт, что ему не дали даже частичной пенсии, – докладывал Быстролетов в Центр. – Причины – последние 2 года пьянствует и небрежно работает, последние полгода перестал работать совсем, не появлялся в офисе, брал служебные бумаги домой и терял их, месяцами не отвечал на срочные запросы… Ныне все его бросили, за исключением бывшего его помощника Кемпа, который по-прежнему у них бывает».

На встрече в Берлине Олдхем заверил, что «привозить почту будет и впредь», однако еще сильнее погряз в запоях.

«В течение 22, 23 и 24 декабря Арно пил всё больше и больше, – удостоверился Быстролетов, заглянув в особняк на Пемброк Гарденс. – Наши просьбы и упреки его лишь раздражали, не давая никаких результатов. Наконец я решил взять дело в свои руки и потребовал его отъезда в деревню». [202] КГБ в Англии. С. 139, 141.

Длительный отдых и оскудевший банковский счет ненадолго образумили Олдхема, и дверца к дипломатическим секретам осталась приоткрытой. В мае 1933 года он передал Быстролетову в Париже очередную партию документов. В пакете находились материалы по Японии и подборка недавних телеграмм послов в Берлине и Риме. Переводы первой части принесли Сталину из ОГПУ 19 мая, второй – 1 июня. [203] РГАСПИ. Ф. 558, оп. 11, д. 185, л. 109–124. Самым ценным из берлинских сообщений был доклад о встрече с рейхсканцлером Адольфом Гитлером. Лидер НСДАП, дорвавшись до власти, провел перевыборы рейхстага, добился чрезвычайных полномочий, начал борьбу с коммунистами и еврейским засильем, но во внешней политике вел себя чуть ли не тише воды. В беседе с британским послом Гитлер говорил о важности сохранения хороших отношений с Англией. И остальные телеграммы свидетельствовали: новое германское правительство осторожничает и готово идти на компромиссы с ведущими державами. Была понятна и причина такой осмотрительности – будущее рейхсвера, тогда еще зависевшее от мнений стран-победительниц в Великой войне.