Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 2

Памятен день, когда мы с полковниками Нестеровым и Быстряковым осматривали отделения армейской базы на станции Тирасполь. Там размещались артиллерийские склады, склад горючего, продовольствия, интендантского имущества. Казалось, в дневное время ничто не может нарушить спокойствия пустынной привокзальной площади. И вдруг — нарастающий свист снарядов. Султаны земли и дыма высоко поднялись в воздух у вокзала, на территории складов, где мы только что были. Сильный взрыв эхом прокатился по балке и отозвался в привокзальной посадке. Артиллерия перенесла свой огонь на поля между Тирасполем и Парканами. Сразу же возник пожар. Горела сметанная в стога пшеница.

Возвращаясь обратно в штаб, мы заехали в гвардейский стрелковый корпус генерала Г. П. Котова. Его дивизии находились во втором эшелоне армии восточнее Тирасполя. Устроились они как подобает в обороне: оборудованные землянки, пищеблоки, бани, клубы, учебные классы. Войска упорно учились, отрабатывая вопросы взаимодействия на местности с танками и артиллерией. На первый взгляд, обстановка казалась не фронтовой, а лагерной. Красивая местность, фруктовые сады располагали к мирной жизни.

Чтобы представить себе объем работы тыла в этой операции следует вспомнить, что на плацдарме было сосредоточено более 80 000 солдат и офицеров, более 3000 орудий, 9000 лошадей. Средняя плотность артиллерии на участке прорыва достигала 260 орудий и минометов, 40 бронеединиц на 1 км фронта. Нам для создания запасов в войсках, кроме текущих расходов, требовалось подвести 4 боекомплекта боеприпасов и 3 заправки горюче-смазочных материалов. Работникам тыла пришлось много строить дорог. Строить ночью. Все делать в строжайшей тайне. Солдаты и офицеры тыла строго следили за тем, чтобы днем в полосе предстоящего наступления все замирало, не двигалось, стояло там, где заставал рассвет. Дороги, которые просматривались противником, были закрыты, а вместо них построены в лесу и балках новые. Было восстановлено и заново сооружено 190 километров дорог. На них организованы контрольно-пропускная служба и офицерские посты, одностороннее движение автомобильного и гужевого транспорта.

Важное место в подготовке к операции занимала оперативная маскировка. Личный состав и боевая техника тщательно маскировались.

Заканчивались последние приготовления к наступлению в войсках. 19 августа мы с начальником тыла полковником Нестеровым и начальниками отделов поехали на плацдарм в войска генералов Куприянова и Котова. Заметно было, что дороги не клубились пылью, пустынно у переправ и в населенных пунктах: Тирасполе, Суклее, Карагаше и Слободзее-Молдавской.

На плацдарме (площадь около 75 кв. км) становилось тесно от железа. Никогда еще мы не видели такой плотной насыщенности боевой техникой. Стволы пушек торчали чуть-ли не из-за каждого куста. Ступить было некуда.

Все службы снабжения находились в частях. Начальник санитарной армии полковник Сук справлялся о состоянии медицинского обеспечения войск. Другие проявляли заботу об обеспечении солдат обмундированием, питанием и снаряжением.

Настало утро 20 августа 1944 года. В воздухе тихо, необыкновенно тихо, как перед грозой. Командующий 37-й армией генерал-лейтенант М. Н. Шарохин приказал дать сигнал к наступлению.

Когда пишу эти строки, я отчетливо представляю все события того дня. На память приходят, казалось бы, уже забытые эпизоды боевых вылетов.

Грозный вал наступления катился все ближе и ближе к границам Румынии. Воздух содрогался от рева моторов. Летчики нашего полка работали без отдыха. Прилетят, перекурят, заправят самолеты горючим, сменят боекомплект — и снова в бой. По пять-шесть самолетовылетов делал каждый. Да, советские летчики нередко делали то, что многим казалось невозможным. Ни ураганный огонь зенитной артиллерии, ни рои истребителей противника не могли остановить советских бомбардировщиков и штурмовиков на пути к цели.

Штурмовка.Спят молдавские поля. Медленно светлеет небо, и над Прутом, дрожа, дымится утренний туман. На травах и листьях играют бликами радуги прозрачные капли росы. Солнце неторопливо поднимается, словно не желая обжигать утомленных воинов своим зноем.

Большая группа штурмовиков подлетела к нашему аэродрому. Завертелись трехлопастные воздушные винты, и в воздух один за другим поднялись восемь истребителей «лавочкин-5». Пристроившись к штурмовикам, группа взяла курс на Корнешты, штурмовать железнодорожную станцию. На бреющем полете, прижимаясь к земле, ныряя в балки, «ильюшины» подошли к цели.

— Приготовиться к атаке! — приказал командир штурмовиков.

«Ильюшины», быстро сделав «горку», обрушили на застигнутого врасплох противника первый бомбовый удар. Часть вагонов исчезла в огне и дыму. Атака была такой стремительной, что фашисты в первые минуты растерялись. Быстро оценив обстановку, командир решил повторить удар. И вот по радио раздается команда:

— Подтянуться всем! Приготовиться… Атака!

Горели вагоны, высоко в небо поднимался пар от пробитого котла паровоза. Паровоз уткнулся в песок, несколько перевернутых вагонов валялось под откосом насыпи. Истребители прикрывали действия штурмовиков.

В результате этого внезапного и смелого налета штурмовиков на станцию Корнешты было уничтожено и повреждено два паровоза, около сотни вагонов.

Отштурмовавшись, «ильюшины» собрались в группу и взяли курс на свой аэродром. Эфир наполнился веселыми голосами, шутками, кто-то даже затянул песню. И вдруг… в наушниках шлемофона зашуршало, засвистело, послышалось что-то тревожное.

— Выше нас четыре «мессершмитта», — передавал кто-то.

— В воздухе противник!

— «Мессера»! «Мессера!» — то и дело слышались предостерегающие голоса.

Мои глаза изучают голубой простор. Как будто ничего нет. Но вот вдали показалась едва заметная цепочка точек. Точки с каждой секундой увеличиваются и превращаются в силуэты самолетов.

Мгновение для ориентировки — и наши истребители находят свое место в бою. Шесть «лавочкиных» прикрывают штурмовиков. Они не отходят. Я со своим ведомым Владимиром Погодиным сковываем боем истребителей врага, оттягивая их в сторону линии фронта. Мой «лавочкин», задрав нос, круто, почти отвесно ввинчивается в небо и оттуда, сверху, камнем падает на врага. Не успеваю нажать гашетку пушек, как немецкий летчик, сделав переворот, ускользает от меня.

«Ушел!» — с досадой подумал я.

Выбираю новую цель. Мы быстро сближаемся. Держу врага на прицеле. Проходят мгновения предельного напряжения, кажется, перестаю дышать. Расстояние между нами сокращается. Всем сердцем хочу побыстрее вогнать меткую очередь в ненавистного врага, прилетевшего в наше небо на сером самолете с паучьей свастикой на крыльях. Силуэт вражеского самолета все увеличивается в прицеле. Невольно рука стремится… Но разум подсказывает: «Рано. Бить, так наверняка, с небольшой дистанции». Подхожу к вражескому самолету вплотную и нажимаю на гашетку пушек. Мощный сноп огня, и огненная трасса прочерчивает сигарообразный фюзеляж «мессершмитта». Самолет вспыхивает и, оставляя за собой шлейф черного дыма, врезается в землю.