Анатолий Терещенко - Записки опера,или Оборотни из военной разведки

Мудрая русская пословица — «Коготок увяз, всей птичке пропасть» — не раз приходила почему-то ему на ум, пока он шел на встречу с советским агентом, а потом возвращался в посольство — он верил, что Тони у них на крючке.

Завершая беседу, он мило улыбнулся и заметил, что в австрийском банке у агента уже скопилась приличная сумма в долларах, но характерно то, что опять же не назвал ни конкретной суммы, ни названия банка. У Баранова же в «зобу дыханье сперло» от такой радости, поэтому он не стал уточнять детали, которые считал выяснить на очередных встречах. По его подсчетам, в банке должно было скопиться около 60 тысяч долларов. На этом личная встреча Майкла Салика с агентом Тони была свернута, и они разбежались, затерявшись в толпе входящих и выходящих из электрички пассажиров. Согласно плану связи, Баранов должен был заложить тайник с информацией. Собранные на службе сведения он вставил в контейнер и определил его в место, указанное американцами. Но произошла досадная осечка. Осуществляя контрнаблюдение за подходами к тайнику, агент, к своему удивлению и огорчению, переросшими в ужас, зафиксировал невероятное — рабочие, производившие ремотные работы, запрессовали асфальтом его контейнер с наворованными секретами. Перепуганный офеня «гэрэушным» товаром поспешил предупредить об этом своих покупателей, поставив меткой сигнал «Павлин» о необходимости срочной личной встречи.

Американские разведчики, приняв сигнал, стали передавать по радио, что не смогут в ближайшее время встретиться с ним из-за пожара, случившегося внезапно 28 марта 1991 года в Посольстве США в Москве.

Центральный аппарат 3-го Главного управления КГБ СССР. В кабинете заместителя начальника оперативного отдела полковника А.П. Глухова собрались военные контрразведчики, задействованные в операции по делу оперативной разработки (ДОР) на Барона.

— Что нового по Барону, Игорь Павлович? — обратился Глухов к куратору ДОР подполковнику Ивову.

— Зафиксирована встреча замрезидента посольской резидентуры США господина Майкла Салика с нашим подопечным, но, к сожалению, сотрудники наружки из-за опасности расшифровки вынуждены были вести себя в соответствии с особенностями оперативной обстановки, — последовал витиеватый ответ.

— Что, потеряли?

— Нет, Алексей Петрович, решили оставить их в покое, считая, что все равно возьмут их на выходе в город.

— Ну и взяли?

— Взяли и довели янки до посольства, Барона до дома.

— Я прошу вас, Игорь Павлович, организовать теперь круглосуточное наблюдение за Бароном. Мы должны знать все — поведение, связи и планы разрабатываемого. Особенно обратите внимание на его бытовые контакты — контакты вне службы. Но работайте по канве имеющегося неплохого плана. Нам нужен результат. Если раз принял решение и приступил к делу, тогда уже нечего смущать себя новым передумыванием наполовину выполненного — надо действовать. Я думаю, вы меня понимаете, — философски завершил свой инструктаж полковник Глухов.

Жесткий контроль чекистов за поведением шпиона дал свои результаты. В апреле 1991 года чекисты зафиксировали очередной личный контакт Барона с установленным американским разведчиком, действовавшим на легальной позиции.

ДОР на Барона пополнилось новыми уликовыми материалами, собранными военными контрразведчиками. По данным агентурно-оперативного наблюдения по месту жительства стал вырисовываться более емкий образ жизни подозреваемого в шпионаже.

Так, он неожиданно быстро нашел крупную сумму денег на ремонт поврежденной в дорожно-транспортном происшествии личной автомашины «Жигули». Но самым интригующим моментом для чекистов было получение явных признаков на бегство. Оперативным путем были добыты данные, что на имя Баранова в одной из туристических фирм был выписан фальшивый заграничный паспорт. За документ он отдал «черным изготовителям» полторы сотни долларов. А когда после получения загранпаспорта он неожиданно взял три дня отгула, чего ранее никогда не практиковал, чекистам стало ясно, что Барон именно в эти дни собирается покинуть пределы страны.

Полковник Глухов снова собрал оперативное совещание.

— Руководство военной контрразведки поставило задачу, — заявил он оперативникам, — принять все меры, чтобы не допустить повторения Бароном факта исчезновения шпиона Гордиевского. Объект явно готовится покинуть пределы нашего государства.

— Видно янки наобещали ему большие деньги где-нибудь в заграничном банке. Вот жадность фраера и губит, — заметил один из контрразведчиков.

— А может, просек нашу неаккуратную работу? — поправил хозяин кабинета.

— Не может быть, Алексей Петрович, — с чувством уверенности в невозможности прокола заявил подполковник Ивов. — Делали все филигранно. Нигде, по-моему, мы не наследили. Иначе бы он повел себя по-другому.

После этого совещания все силы чекистов были брошены на выяснение и конкретизацию планов шпиона.

А когда один из оперативных работников получил сведения о приобретении Барановым авиабилета в Вену, стало ясно: он «делает ноги». К этому времени у контрразведчиков были уже легализованные уликовые материалы, хотя и добытые оперативным путем.

11 августа 1992 года полковника Вячеслава Максимовича Баранова задержали при прохождении пограничного контроля в аэропорту Шереметьево-2. Официальный предлог имелся — фальшивый заграничный паспорт. Разбирательство от пограничников перешло к военным контрразведчикам.

На первом же допросе Баранов признался в своем намерении покинуть страну из-за всеохватного страха за содеянное преступление перед Родиной и ожидаемого на горизонте ареста. Он признался в своей причастности к американской агентуре.

Сразу же нашлись ответы на многие невыясненные вопросы, и в частности о внезапном появлении денег на ремонт личной автомашины.

«Я получил 1250 рублей от американской разведки на ремонт личной автомашины “Жигули”, — скажет он на первом допросе военным контрразведчикам. — На встрече с сотрудником ЦРУ, давшим эти деньги, я понял, что американцы не собираются вывозить меня и мою семью из СССР».

А через несколько дней на следствии он дополнительно показал:

«Ни условия, ни способы, ни сроки возможного меня и семьи вывоза из СССР с американцами не обсуждались и до меня ими не доводились. На мой вопрос о схеме вывоза в обоих случаях — и в Дакке, и в Москве — следовали заверения общего характера. Говорили, что мероприятие такого рода очень сложно и требует определенных времени и усилий для подготовки. Мол, такая схема будет доведена до меня позже.

Довольно скоро у меня возникли серьезные сомнения в том, что такая схема когда-нибудь будет мне сообщена, а теперь… мои сомнения превратились в уверенность».