Сильвия Симмонс - Леонард Коэн. Жизнь

Леонард не мог сразу же отправиться в Нэшвилл, потому что всё ещё находился в некоем безвременье. Он слезал со спидов и пытался приспособиться к жизни там, где время ползло со скоростью улитки: в этом месте ты иногда не мог даже умыться, не дождавшись сначала появления водоноса со своим осликом. «Отходняк – это очень тяжело, – говорил Леонард. – Мне понадобилось десять лет, чтобы полностью восстановиться. У меня были провалы в памяти. Как будто у меня сгорели внутренности. Я не мог вставать; я лежал в постели овощем и долгое время не мог делать вообще ничего» [29]. Леонард был совершенно истощён, однако нашёл в себе силы отправить копии нового романа в издательство Viking в Нью-Йорке и Макклелланду в Канаду; рукопись приобрела та же библиотека при университете Торонто, где собирался его архив. Он также написал аннотацию к роману, в которой говорил о современном монреальце, «движимом одиночеством и отчаянием», который «пытается исцелить себя, взывая к Екатерине Текаквите, ирокезской девушке, которую в XVII веке иезуиты обратили в христианство, – первой индианке, давшей обет девства» [58] Екатерина (Катери) Текаквита (1656–1680) – католическая святая индейского происхождения. Причислена к лику блаженных в 1980 г., к лику святых в 2012 году. – Прим. переводчика. .

« Beautiful Losers , – писал он, – это история любви, это псалом, это чёрная месса, это монумент, это сатира, это молитва, это вопль, это карта диких мест, это анекдот, это безобразная провокация, это галлюцинация, это скука смертная, это неуместная демонстрация болезненной виртуозности». И заключил: «Короче говоря, это малоприятная религиозная эпопея несравненной красоты» [30].

Пока Леонард в беспамятстве и полном раздрае находился на Гидре, а Марианна ухаживала за ним, как Маша когда-то ухаживала за его отцом, в Канаде два человека работали над фильмом, показывавшим совершенно иную картину. В его первых кадрах, снятых в октябре 1964 года, мы видим спокойного и уверенного в себе молодого человека, похожего совсем не на амфетаминщика, а на юного и холёного Дастина Хоффмана, который ещё даже не окончательно избавился от юношеской пухлости. Молодой человек стоит на сцене и развлекает университетскую аудиторию рассказом о том, как он навещал друга в монреальской психиатрической больнице и его самого приняли за пациента. Смешной, сдержанный, самоироничный, сознательно манерный, Леонард своей подачей и чувством времени ничем не уступает хорошему стендап-комику.

Сорокаминутный чёрно-белый фильм Ladies and Gentlemen … Mr. Leonard Cohen («Дамы и господа… мистер Леонард Коэн») вышел в 1965 году. Он был смонтирован из материалов, которые Дон Оуэн отснял годом раньше во время турне четырёх поэтов, а также из съёмок, сделанных режиссёром Дональдом Бриттеном из Канадского национального управления кинематографии. Во фрагментах Бриттена Леонард ходит по классным монреальским локациям под звуки изысканного кул-джаза [59] Кул-джаз (cool jazz) – один из стилей джаза, возникших после модернистской революции би-бопа и как реакция на него. Его характерные признаки – сдержанное звучание, продуманные аранжировки, нередко – влияние европейской академической музыки. – Прим. переводчика. . Закадровый голос называет Леонарда «уникальным талантом, у которого на счету уже четыре книги» (роман Beautiful Losers к тому моменту уже завершён, но ещё не напечатан). Всё это было гораздо более значительным подтверждением статуса Леонарда в канадской словесности, чем литературные премии и пластинка «Шесть монреальских поэтов».

Ladies and Gentlemen … Mr. Leonard Cohen – нечто среднее между откровенным рекламным роликом и документальными съёмками скрытой камерой, на которых мы видим Леонарда за работой и в свободное время. Вот он в «Лё Бистро»; вот он идёт по улицам, по которым когда-то бродил подростком, останавливается перед красиво обветшавшим кинотеатром и разглядывает выцветшие афиши. Мы видим, как он читает перед восторженной аудиторией из молодых женщин с модным шестидесятническим макияжем и причёсками в стиле «пчелиный улей»; затем читает то же стихотворение друзьям: Морту, Лейтону, Гершорну, Мэю, – на этот раз аккомпанируя себе на гитаре. На наших глазах он с лёгкостью общается с журналистами и университетскими профессорами. Мы подглядываем за ним, одетым в одни трусы, в дешёвой гостинице – как нам сообщают, снимать номер в ней стоит три доллара в сутки. Мы наблюдаем за ним, пока он бреется, принимает ванну, спит, излагает, размышляет и работает за маленьким письменным столом, с сигаретой в одной руке и ручкой в другой, а свет фонаря падает на переполненную пепельницу и вздувшиеся дешёвые обои.

Фрагменты из семейной кинохроники подчёркивают, как сильно отличается от всего этого та жизнь, от которой Леонард отказался ради поэзии: вот маленький мальчик, херувимчик, стоящий у семейного автомобиля вместе с чернокожим шофёром; вот его дядья в строгих костюмах с бутоньерками; вот величественные дома в Уэстмаунте, чьи обитатели, по словам Леонарда, мечтают «о еврейском сексе и карьере в банке». Свой избранный путь он называет «бесконечно широким и не имеющим направления». Первое беспокойство утром: «пребываю ли я в состоянии благодати» – Леонард определяет её как «равновесие, помогающее плыть по волнам окружающего хаоса». Фильм полон серьёзных, ироничных, шутливых и уклончивых высказываний, какие Леонард будет в течение всей своей карьеры использовать в интервью. Ирвинг Лейтон был прав, сказав на камеру, что главная забота Леонарда – «сохранить самость». При всей заявленной документальности фильма немалая его часть – это чистой воды театр; жизнь Леонарда превращена в вымысел, такой же непроницаемый и увлекательный, как и роман «Любимая игра».

Показанный в фильме дешёвый отель больше подходил к образу проклятого поэта , чем дом неподалёку от университета Макгилла, – к тому же таким образом Леонард защищал своё частное пространство. Однако он не лгал, назвав отели «прибежищем, укрытием – временным, но от этого ещё более сладостным». Леонард часто будет находить прибежища и укромные уголки – в духовном смысле, в буквальном смысле, в сексуальном смысле – и при этом не выказывать ни малейшего желания задерживаться в каком-либо из них. Жизнь в отелях, возможно, идеально подходила ему. Она проста. Чем дешевле отель, тем проще в нём жизнь: у тебя есть только самое необходимое, никто тебя не беспокоит, ты предоставлен сам себе и можешь делать что хочешь. И что бы ты ни делал в отеле, наутро в номере сделают уборку, от твоего греха не останется и следа, и ты волен начать всё сначала или продолжить свой путь дальше.