Иван Никитчук - Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

Таращанское восстание не явилось той искрой, какая могла бы взорвать бочку с порохом. Бубнов это понимал и всячески искал иных путей, более действенных. Вскоре волна недовольства охватила Черниговщину. Подпольный губком, создавая в селах партизанские отряды, запросил помощи. Вот он — центр восстания! Наиболее близкий район — легче держать связь, обеспечивать доставку оружия, литературы. Под руками и люди, кто мог бы возглавить повстанческий подпольный штаб. Выбор остановили на Николае Крапивянском — черниговец, боевой офицер, большевик. Вот уже полтора месяца, как он под кличкой «Полковник» орудует в Нежинском уезде, формируя отряды партизан, налаживая повстанческий аппарат. С середины июля повстанцы начали уже давать о себе знать — участились налеты на немецкие гарнизоны, на карательные отряды — варты.

В первом же приказе Полковник выступил с призывом: «Предлагаю всем военно-революционным организациям, стоящим на платформе Советской власти на Украине, войти в тесный контакт со мной». Далее дается ряд практических организационных указаний. За месяц с небольшим штаб выпустил еще четыре приказа. Все они направлены на усиление военно-организационной работы — формирование отрядов, обучение их. Штаб требовал установления строгой дисциплины, «товарищеской спайки», готовил командный состав, проводил мобилизацию. Из приказа в приказ переходило: «строгая дисциплина», «поддержание дисциплины», «поднятие дисциплины». Чувствовалась хватка Николая Крапивянского. Четверо его помощников тоже были из офицеров.

Военный повстанческий штаб работал рука об руку с Нежинским подпольным уездревкомом. Совместными усилиями — штаба и партийных организаций удалось в короткое время взять на учет в уезде более 5 тысяч крестьян и рабочих. До 1000 повстанцев свели в отряды, вооружили. Пушек не имелось, были винтовки, три пулемета и гранаты.

Революционные события на Черниговщине нарастали. Ждали всеобщего выступления…

В эти дни, полные мучительного ожидания, Андрей Бубнов попал в село Юриновку. В каменном купеческом доме, где размещался повстанческий штаб, его разыскали. Человек в гимнастерке, офицерские защитные бриджи, сапоги, ремень, в руках мятая черная шляпа. Пуговицы стоячего ворота застегнуты наглухо. По выправке, без сомнения, из офицеров. На худом, бледном, без загара, лице с аккуратно подстриженными усами и бородкой выделялись серо-голубые глаза. Не представляясь, он вынул из нагрудного кармана документы и мандат, подписанный Лениным…

Едва скользнув взглядом по документам, Бубнов оживился.

— Товарищ Щорс, я имел о вас разговор… С семеновцами, вашими. Слухи, будто сменили винтовку на студенческую скамью.

— Нет, не слухи. Хотел. Но менять винтовку… рано. Так и товарищ Ленин считает…

— Верно, — Бубнов тряхнул мандатом. — Но тут… вам разрешен обратный въезд в Москву.

— Не понадобится.

— Тогда подключайтесь к Петренко. Центральный штаб задыхается без военспецов.

— Я из строевых офицеров, Андрей Сергеевич.

— Что ж… Командиры тоже нужны. Вот, позарез. И земляки, кстати, обрадуются…

За обедом Николай поделился тем, что привело его в Юриновку.

— В Зернове семеновцев… раз, два. Я знаю, где их гораздо больше. Потому и разыскал вас.

— Хотите кликнуть людей из-за кордона?

— Сам туда пойду. Подыму Городнянский и Новозыбковский уезды. Базу устроим в Елинских лесах.

— Пока не вижу смысла раздувать огонь в Елинах. Рукой подать. А трудности останутся те же, что с таращанцами, нежинцами… Снабжение, связь. Скликайте людей сюда, в нейтральную. Открыто восстанавливайте отряд. Тут и помощь наша…

Бубнов все больше испытывал теплое чувство к этому человеку, которого видит в глаза впервые, ничего, по сути, о нем не знает. Не скрывая, поделился назревающими событиями в Нежинском уезде. Прощаясь, спросил:

— Вы член партии? Большевиков имею в виду.

— Не оформлен.

Взгляды их встретились.

— Не беда, это дело поправимо… Жду вас в Зернове.

Май, июнь 1918 года. Наступает пора уборки. Но крестьяне всюду отказываются убирать помещичьи поля. Помещики при помощи оккупантов пытаются ввести барщину. Управляющий тальниковским имением княгини Ольги Долгоруковой сообщает в звенигородскую немецкую комендатуру:

«На работу крестьяне с. Рассоховатки совсем не вышли, а в с. Новосельцы вышло небольшое число людей… Покорнейше просим принять меры к побуждению указанных сел выйти на работу и приступить к уборке хлебов, так как они уже созрели и начали осыпаться. Также просим вашего содействия к наряду поденных людей и рабочих из этих сел на обработку пара и разные работы в экономии, объяснив старостам, что они обязаны это делать согласно приказов уездных старост».

То тут, то там вспыхивают крестьянские восстания. Крестьяне откапывают зарытые на огородах и в лесах винтовки, пулеметы, вооружаются.

Горят помещичьи усадьбы и посевы. У железнодорожных станций под охраной солдат лежат горы хлеба, бродят табуны лошадей, стада волов и свиней, реквизированные для отправки в Германию. Оккупанты не могут их вывезти, потому что забастовали все железнодорожники. Уходящие в Германию товарные составы с хлебом, сахаром, скотом летят под откос. Подпольные большевистские организации создают по всей Украине революционные комитеты. Немецкое командование посылает в Берлин телеграммы с просьбой увеличить оккупационную армию.

В конце июля восстание охватывает все южные уезды Черниговщины. Центр восстания — лесисто-болотистый район села Веркеевки, Нежинского уезда. Здесь находится штаб повстанческих отрядов Черниговщины. Он рассылает по всем селам Нежинского, Козелецкого, Остерского, Черниговского, Конотопского, Борзенского уездов приказ:

«Каждый уезд губернии должен иметь свою военно-революционную организацию… Каждая организация волости, мобилизовав свои силы, должна дать роту военного времени, а уезд — полк. Название — по месту существования».

Помещики, гетманские и немецкие власти бегут из сел в города, под защиту оккупационных гарнизонов. Крестьяне Нежинского уезда уже свободно убирают хлеб с помещичьих земель. Из Киева, Чернигова, Бахмача немецкое командование стягивает к Нежину около десяти тысяч штыков. Со стороны Гомеля перебрасывается кавалерийская дивизия. Войска оккупантов оцепляют уезд, и начинается облава по лесам.

У большей части повстанцев нет ни винтовок, ни патронов. Многие вооружены только самодельными пиками.

Восстание подавлено. Расстреляно около трех тысяч повстанцев. Те, кому удалось пробиться сквозь окружение, уходят в леса северной Черниговщины. Оккупанты жестоко расправляются с мирными жителями.