Виктор Иванов - Мальчишки в бескозырках

Флот всегда отличался чистотой. Моряки несколько раз в день делают на кораблях тщательную приборку, а раз в неделю чистят и драят корабль сверху донизу. Каждая медяшка на корабле надраена суконкой до блеска.

Настал день, когда раздалась долгожданная команда: «Отдать швартовы!», и «Учеба» отошла от набережной Невы. О времени нашего ухода стало известно некоторым родственникам. Под возгласы знакомых и незнакомых людей шхуна медленно развернулась вниз по течению. Мы впервые шли в море. Вот и знаменитый морской канал. У причала торгового порта стояли суда, в том числе и иностранные. Из канала вышли в залив, впереди поблескивал купол Морского собора Кронштадта. Вскоре и он остался за кормой. Прошли знаменитый Толбухин маяк. Прямо по курсу показался остров. По карте прочли название — Сескар. Затем слева по борту открылся остров Лавенсари. (Теперь он носит название Мощный.)

В годы войны этот весь утопающий в зелени остров был передовым постом Краснознаменного Балтийского флота. Сюда из Кронштадта в сопровождении тральщиков и катеров приходили в надводном положении наши подводные лодки. Здесь, получив последние сведения об обстановке в Финском заливе, они уже самостоятельно прорывались в подводном положении на боевые позиции в Балтийском море. Это было очень трудное и опасное дело. Ведь чтобы выйти в открытое море, надо было форсировать Финский Залив, который был до предела насыщен противолодочными силами и средствами фашистов. Враг установил здесь в три яруса различные системы мин, перегородил залив противолодочными сетями. И все это к тому же охранялось вражескими кораблями, катерами и подводными лодками. Если учесть, что Финский залив узкий — порядка двадцати миль (37 километров), мелкий — с глубинами, не превышающими шестьдесят метров, длиной почти двести миль и что его оба берега заняты противником, то становится понятным, какой героизм должны были совершать наши подводники, чтобы только преодолеть залив. А ведь нужно не только преодолеть его, но и длительное время действовать на вражеских коммуникациях в море, а затем, возвращаясь домой, вновь форсировать Финский залив. И первыми, кто встречал наши лодки, возвращающиеся из опасных походов, были моряки гарнизона острова Лавенсари.

Отсюда в сопровождении надводных кораблей лодки возвращались в Кронштадт.

Между тем впереди справа по борту показался большой остров, издалека похожий на кита. Это был знаменитый Гогланд. Сколько мы читали про этот остров, изучая историю Военно-Морского Флота! В этих местах все напоминало о подвиге балтийцев в минувшей войне. С островом Гогланд, как и с другими островами, расположенными западнее его, связан знаменитый, полный трагизма прорыв кораблей Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт. Когда Гогланд был на траверзе, с подветренного борта на шкафуте прикрепили карту Финского залива, и капитан первого ранга Грищенко, собрав нас, еще раз подробно рассказал об этом прорыве.

С волнением слушали мы, как наши корабли, преодолевая минные поля, отбивая налеты вражеских самолетов, шли в Кронштадт. На переходе погибли тридцать четыре транспорта из шестидесяти семи. Из двадцати трех тысяч человек, находившихся на кораблях и судах, погибло более четырех тысяч, то есть каждый пятый.

И все же, несмотря на тяжелые потери, поставленная перед флотом задача — прорваться в Кронштадт — была выполнена. Боевые корабли пришли в родную базу. Вместе с восемнадцатью тысячами бойцов они включились в оборону Ленинграда.

Слушая рассказ начальника училища, каждый из нас как бы перенесся в те трагические и в то же время полные героизма дни. Глядя на спокойно катящиеся свинцовые волны Балтики, мы мысленно давали клятву быть похожими на наших старших братьев и отцов, преумножать их подвиги.

На горизонте тем временем показалась высокая старинная кирха. Это был Таллин. Вошли в Купеческую гавань и ошвартовались. Начальник училища разрешил нам увольнение на берег. Все было в Таллине интересно: и узенькие улочки, и готические крыши средневековых зданий, и кирхи. Но особое впечатление произвел Вышгород и парк Кадриорг. Побывали у памятников двум знаменитым русским мореплавателям — адмиралам С. К. Грейгу и И. Ф. Крузенштерну. С Вышгорода хорошо видны море и Нижний город. Погуляв по улочкам старого Таллина, мы поехали в парк Кадриорг, где провели большую часть увольнения, посетили Кадриоргский дворец и домик Петра I, осмотрели памятник «Русалка». Этот памятник стоит на берегу моря в честь погибших моряков броненосца русского флота «Русалка».

Нам рассказали, что броненосец погиб осенью 1893 года в шторм, разбившись о камни. Двенадцать офицеров и сто шестьдесят пять матросов скрыли пучины моря. Памятник поразил нас своим величием. На гранитном постаменте, выполненном в виде носа корабля, фигура ангела, обращенная к морю.

Несколько дней мы пробыли в Таллине. Дальнейший курс лежал в Ригу. После выхода из Таллина на всем пути нам везло с погодой. Ослепительно сияло солнце. Был штиль — вода спокойна, как в блюдце. Шхуна шла на дизеле. Объявили форму одежды на верхней палубе — в трусах. Своим чередом шли занятия по изучению корабля. Вдруг вахтенный сигнальщик доложил, что справа по борту, в двух кабельтовых, обнаружен неизвестный блестящий предмет. Как и все, я стал смотреть в море, чтобы определить, что это такое. Но понять было трудно. Какая-то вертикальная палка с блестящим, как стекло, основанием торчала из воды. Веха не веха, бутылка не бутылка. Предмет стоял неподвижно. Пока мы гадали и рядили, что бы это могло быть, капитан первого ранга Грищенко, отдыхавший после обеда в шезлонге на юте, приказал командиру поднять наши позывные. Мы поняли, что начальник училища посчитал обнаруженный в море предмет перископом подводной лодки. Взвились кверху цветные полотнища, которые, по международному своду сигналов, показывали, кто мы такие. Блестящий же предмет оставался в прежнем положении, никак не реагируя на наши сигналы. Многие стали говорить, что это все-таки какая-то длинная бутылка, а не перископ. Но видимо, у капитана первого ранга на этот счет было другое мнение. Заметно нервничая, он приказал поднять на фок-мачте еще один Военно-морской флаг. Времена, когда мы совершали учебный поход, были неспокойные. Чужие подводные лодки нередко рыскали в водах Финского залива, иногда подходя близко к нашему побережью. Мы догадывались, что беспокойство начальника училища имело под собой почву. Между тем блестящий непонятный предмет остался у нас за кормой. «Учеба» продолжала свой путь. Иногда нам встречались торговые суда, как советские, так и иностранные. Они неизменно приветствовали нашу шхуну приспусканием кормового флага. Причем делали это первыми — «Учеба» корабль военный. В ответ наша шхуна на одну треть приспускала Военно-морской флаг.