Коллектив авторов Биографии и мемуары - Неизвестный Чайковский. Последние годы

<���…> Живу я в Москве вот уже шестой день. Дорогой я немилосердно скучал и весьма был рад, когда прибыл в Москву. Почти прямо с железной дорога попал на утренний спектакль консерватории в Малом театре. Все мне были весьма обрадованы. С тех пор я ежедневно присутствую в заседаниях дирекции муз. общ. Дел набралось масса. В консерватории произошел coup d’etait: Танеев отказался от директорства; Сафонов согласен быть директором, но с тем, чтобы Альбрехта уволили от инспекторства. Я долго и упорно стоял за Карлушу и, наконец, объявил, что выхожу из директоров, если его удалят без надлежащего декорума и воздаяния за огромные услуги консерватории. После бесконечных прений дело, наконец, улажено, т. е. я взялся уговорить Карлушу подать в отставку. От всей этой возни с делами консерватории я немилосердно утомлен и жду не дождусь, чтобы попасть, наконец, домой, в деревню.

К Н. Ф. фон Мекк

Фроловское. 19 мая 1889 года.

<���…> В Москве я провел неделю и занят был исключительно консерваторскими делами, а также делами музыкального общества. Отказ Танеева объясняется его крайним утомлением и желанием заниматься сочинением и игрой. Он уже давно тяготился своей должностью, а в нынешнем году вследствие смерти матери, к которой он питал глубокую привязанность, состояние духа его крайне подавленное, и я очень хорошо понимаю, что он нуждается в отдыхе. Можно предполагать, что Сафонов будет дельный и хороший директор. Как человек он бесконечно менее симпатичен, чем Танеев, но зато по положению в обществе, светскости, практичности более отвечает требованиям консерваторского директорства.

Из Москвы Петр Ильич съездил на несколько дней для свидания с родными и друзьями в Петербург и 19 мая, после четырехмесячного отсутствия, вернулся во Фроловское.

Лето 1889 года во Фроловском протекло мирно и однообразно, сначала за сочинением черновых эскизов (оконченных 26 мая), потом за инструментовкой музыки балета «Спящая красавица». – За все четыре месяца не было никакого эпизода, нарушающего спокойное и ровное настроение, столь нужное для работы. Единственная неприятная Петру Ильичу сторона одинокой деревенской жизни – вечерняя скука – была устранена обществом Лароша, который нам (я тоже провел все это лето у брата) после ужина громко читал, или же, – когда наезжал погостить на день, на два всегда желанный Петру Ильичу Н. Д. Кашкин, – устраивалась партия в три роббера винта. Упоминанием, что раза два или три Петр Ильич приглашал на пирушку московских приятелей, П. Юргенсона, Александру Ивановну Губерт, А.И. Зилоти и др., исчерпываются все «события» этого периода. Хороший, но незаметный, как незаметно здоровье, он не мог оставить яркого воспоминания, но своим ровным и спокойным течением был Петру Ильичу нужнее всего после томительного путешествия, давая и моральным, и физическим силам его проявиться с пользой для других и для себя.

Это короткое и бледное описание лета 1889 года было бы неполно, если не упомянуть о прелестном трехлетнем ребенке, дочери Легошина, Клере, своей красотой, звонким голоском и очаровательными выходками необычайно умненькой головки радовавшей и восхищавшей Петра Ильича. – Он часто возился с ней, слушал ее болтовню, а подчас бывал и нянькой.

Корреспонденция этого времени количественно у Петра Ильича была не меньше прежней, если не больше; но многие из писем, по преимуществу делового характера, не имеются в моем распоряжении, неделовые же и кратки, и малоинтересны.

К П. И. Юргенсону

Фроловское. 7 июня 1889 года.

<���…> Почти безвыездно сижу в деревне и усиленно работаю над инструментовкой балета. Только раз ездил на два дня в Москву. Был на заседании дирекции.

Известно ли тебе, что у нас новый инспектор, особенность коего та, что вместо штанов он носит юбку и зовут его Александр Иванович Губерт-Баталин. Серьезно: после долгого ломания Александра Ивановна вняла нашим просьбам и согласилась принять инспекторство. Бумага об утверждении уже послана к великому князю. Вот и все новости.

К М. М. Ипполитову-Иванову

Фроловское. 12 июня 1889 года.

<���…> Программу ты волен составить, как тебе угодно, но прими во внимание два следующие обстоятельства: 1) увертюра «Фауст» Вагнера уже взята Зилоти, программу которого дирекция вполне одобрила. Возьми, значит, другую увертюру. Не хочешь ли сыграть «Грозного» Рубинштейна? Чудесная вещь. 2) Не забудь, что в твоем концерте играет Сафонов. Но самое главное то, что ты должен непременно играть свое собственное сочинение. Я полагал бы непременно исполнить отрывки из «Руфи», а впрочем, этого мало, нужно еще что-нибудь симфоническое. Само собой, дирекция будет счастлива, если твой концерт послужит поводом к знакомству Москвы со столь симпатичной и талантливой певицей, как Зарудная. Спасибо за выбор моей симфонии, но я бы предпочел, чтобы ты моего ничего не играл. Мне не хотелось бы, чтобы в публике думали, что я приглашал тебя, потому что ты играешь мои вещи. Ей-Богу, правда, я предпочел бы что-нибудь другое.

Очень жалею, что Зилоти оттягал от тебя «Фауста», но делать нечего: он раньше тебя захватал его. Желаю тебе как можно больше написать из «Азры». Не напишешь ли настоящей, формальной увертюры к ней?

К Н. Ф. фон Мекк

Фроловское. 26 июня 1889 года.

<���…> Я все это время безвыездно жил в деревне и только третьего дня ездил в Москву по делу. Работал я, по обыкновению, очень напряженно и усиленно, ибо я связан сроком и нужно употребить все усилия, чтобы представить партитуру вовремя. Благодаря прохладной погоде, стоявшей во все продолжение июня, полному спокойствию и симпатичности сюжета работа не особенно утомляет меня, и вообще все это последнее время я чувствовал себя очень хорошо.

К Э. Ф. Направнику

Клин. 9 июля 1889 года.

<���…> Вы не забыли, дорогой друг мой, что обещали дирекции моск. муз. общества дирижировать одним из наших концертов? Мы на вас рассчитываем и радуемся при мысли, что вы появитесь на нашей эстраде. При распределении концертов тот, в котором вы будете дирижировать, мы предположили 3-го февраля 1890 года. Удобно ли вам это? Это будет суббота перед Масленицей. Так как тут уже не может быть постановки новой оперы, и вообще сезон приходит к концу, то думаю, что затруднений для вас не будет. Нам было бы очень приятно, если бы вы согласились взять на себя именно этот концерт, ибо вследствие разных причин было ужасно трудно распределить концерты так, чтобы вам пришлось дирижировать постом. Дело в том, что Массне и Дворжак иначе не могут быть, как в марте, и на них как раз приходятся оба великопостные концерта. Ради Бога, согласитесь принять концерт 3-го февраля, но если почему-либо это решительно вам невозможно, тогда придется сделать новую переписку, и, конечно, мы так или иначе устроим, чтобы вы у нас во всяком случае дирижировали. Теперь поговорим насчет программы. Она в полнейшем вашем распоряжении как относительно выбора пьес, так и относительно солиста. Согласно вашему желанию, я просил Зилоти приготовить ваш концерт, но он ввиду больной руки, несмотря на все желание, не мог обещать мне участие в вашем концерте. Не хотите ли, чтобы я поручил Сапельникову приготовить ваш концерт? Или не имеете ли вы в виду другого пианиста? Насчет Сапельникова ручаюсь вам, что вы останетесь им довольны. Но повторяю: как вам угодно, совершенно. Затем, мы просим вас не скромничать и непременно сыграть по крайней мере 2 больших ваших сочинения. Засим я убедительнейше прошу вас не играть ничего моего, ибо в качестве устроителя этих концертов мне было бы чрезвычайно неприятно, если бы приглашаемые капельмейстеры играли мои вещи. Я ни за что не хочу, чтобы думали, что я хлопотал о себе. А это непременно будут говорить, если кто-нибудь из гостей будет играть что-либо мое. Дворжак будет у нас играть, кажется, исключительно свои вещи, и потому я бы вас попросил, в качестве чехо-русса, исполнить что-нибудь Сметаны, например «Вышеград» или «Молдаву». Впрочем, еще и еще повторяю: как вам угодно. Еще, милый друг, я должен коснуться щекотливого вопроса насчет гонорара. Так как вы очень крупный человек, то вам подобает и очень крупный гонорар. Но у нас страшный кризис финансов, и мы умоляем вас простить нам, что мы не можем вознаградить вас в той мере, как бы следовало, и я убедительно прошу вас верить, что если сумма, которую мы вам предложим (400 р.) покажется вам слишком мала, то не сердиться на дирекцию, а на меня. Когда обсуждался вопрос о гонораре, то я сказал, что вы по дружбе ко мне настоящего гонорара не потребуете и будете смотреть на крошечную сумму, о коей я упомянул, лишь как на возмещение путевых издержек.