Валентина Чудакова - Как я боялась генералов

Валентина Васильевна Чудакова

Как я боялась генералов

Повесть

Автобиографическая повесть и рассказы о событиях Великой Отечественной войны.

Посвящается светлой памяти

командарма генерал-лейтенанта

Виталия Сергеевича ПОЛЕНОВА

В первый же день войны двадцать шесть ребят из нашего восьмого "б" класса, не сговариваясь, ринулись в Дновский райвоенкомат. А там берут только десятиклассников, да и то на оборонные работы! И не всех, а по выбору: которые поздоровее. Напрасно мы доказывали, просили, требовали, клянчили - военкому не до нас было, попросту заткнул пальцами уши. А его ретивые помощники из добровольцев, не тратя лишних слов, вытолкали нас на улицу. Ну не обидно ли? И мы побежали жаловаться в райком комсомола. Там никого, кроме бестолковой сторожихи!..

Через неделю, когда война уже почти вплотную подступила к нашему городку, самые упорные из нас добились своего, минуя формальности. Повезло и мне - я ловко пристроилась к стрелковой дивизии, которая с боями отступала из Прибалтики.

На войне я очень боялась генералов: обижали они меня с самого начала и до конца войны, не понимали моих патриотических чувств. Как, бывало, увидит меня какой-либо генерал - начинается допрос.

- Кто такая? Откуда? Каким военкоматом призвана?

Отвечаю с гордостью и по-честному:

- Никаким. Доброволец!

- Не хитри, пигалица! Добровольцы тоже через военкоматы оформляются.

Ну что тут делать? Как докажешь, что с такими, как я, военкомы и не разговаривали: какие у человека права, если он еще паспорта не имеет! Да и солидности никакой: рост - метр сорок восемь, вес - сорок три кг. А физиономия - как у матрешки на чайнике. Такие, как я, самой тихой сапой к боевым полкам примазывались, и бойцы, жалея приблудышей, не прогоняли. Много нас, недоростков, по вине войны на войне оказалось. Но в конце сорок первого года вышел приказ: несовершеннолетних фронтовиков - в глубокий тыл! Всех и отправили. Я тоже, разумеется, загремела. До станции Бологое доехала на перекладных и решила тут остаться: подрасту, думаю, малость, и опять на фронт. Обратилась к коменданту. А тот - замотанный, издерганный, злой, красноглазый от бессонья - говорит: "Только тебя мне и не хватало! Я тебя что, вместо медали на шею повешу? Все детдома уже эвакуированы". И оказалась я совсем никому не нужной. Лишней. Подумала - да и обратно в свой полк.

Однополчане рады. Целуют, кричат: "Здравствуй, Чижик!" Комиссар Юртаев хмурится. А командир полка посмеивается.

- Ладно, давай, Юртаев, возьмем такой грех на душу, пусть остается! Но гляди, - предупреждает меня, - на глаза высокому начальству не лезь.

В моем понятии "высокое начальство" - это, конечно, генералы. Я и не лезла. Ловко пряталась. Как завижу издали генеральские лампасы - так в кусты. А генералы... Да что генералы - полковой писарь Вася и тот придирался. Хотел, как положено, мне красноармейскую книжку выдать и не решился.

- А ну, - говорит, - тебя, Чижик, к аллаху! Сам черт не разберется, что ты за птичка. Не знаю, как на тебя графы заполнять. Еще бланк испорчу, а они строгой отчетности.

Так и не дал.

- Ну, - говорю не без ехидства, - товарищ Вася, быть тебе генералом!

Воюю без документов, вроде бы самозванец, но никаких неудобств не испытываю: в полку, кроме меня, ни одной женской души - небось ни с кем не спутают.

И все-таки попала я впросак! Увидел меня сам командующий армией генерал-лейтенант Поленов и не на шутку рассердился:

- Это что здесь такое? Кто позволил?

Я молчу, только глазами лупаю. А мой начальник, молодой фельдшер Володя Нажимов, которого в полку моим "дядькой" прозвали, почтительно докладывает:

- Это, - говорит, - наш Чижик. Дочка полковая...

А генерал еще пуще:

- Я вам такого "чижика-пыжика" покажу! Ишь, они в дочки-папеньки играют. Кто нарушил приказ? В тыл! Немедленно.

И уехал.

Плачу я и однополчан корю: "Так-то вы меня любите! Как дошло до беды, и заступиться некому..." А те жалеют, по головке гладят, денег для меня вскладчину целую кучу накидали.

Сразу меня не отправили, видно, из жалости, а вскоре попали мы в окружение... Так и осталась я в полку. И в самом деле подросла - на целых два сантиметра!

После выхода из окружения и небольшой передышки нашу дивизию бросили подо Ржев. Как раз на юге началась Сталинградская битва. Почти тогда же войска Калининского фронта перешли в наступление по всему Ржевско-Вяземскому плацдарму.

Задача была - помочь Сталинграду: связать здесь как можно больше вражеских дивизий, чтобы Гитлер не перебросил их на Юг. Полки нашей дивизии дрались, как никогда, - я еще такой ярости не видела.

...Пулемет кипел, как самовар: в ребристом кожухе клокотал кипяток, из пароотводной трубки воронкой хлестал горячий пар. Стрелять было бесполезно: раскалившись, ствол изрыгает не пули, а сгустки расплавленного свинца.

За пулеметом лежал комсорг полка Дима Яковлев. Рядом я - он позвал на помощь. Последний пулеметчик из расчета сержант Терехов скорчился тут же в окопе, головой на моей санитарной сумке. Редкими и жадными глотками он хватал воздух, в горле его хрипело.

Глазами я указала комсоргу на раненого. Метрах в ста за нашей спиной проходил узкий овраг с почти отвесными стенами, там, в относительной безопасности, находились передовые санитарные посты. Дима понял меня без слов, согласно кивнул головой в надвинутой по самые брови каске, но сказал:

- Сначала воды. Надо охладить кожух, пока тихо.

И верно, стало вдруг удивительно тихо. А я-то подумала, что это у меня от воя и грохота уши заложило.

Из лужи, не просохшей после вчерашнего дождя, в двух касках - своей и тереховской - принесла мутную жижу и усомнилась, можно ли такое заливать в кожух.

- Лей сверху! - приказал комсорг.

Я плеснула. "Максим" зашипел, окутавшись паром. Над позицией взвилось клинообразное облачко. По нему, как по ориентиру, ударил вражеский миномет. Нас прижало огнем к земле. А когда я подняла голову, то увидела, как кровь заливает голубые глаза комсорга. Ранка на его макушке оказалась небольшой. Он отфыркивался, и все торопил с перевязкой, и все рвался к пулемету. Так и не дал как следует забинтовать. Попытался поверх бинта надеть каску, но, охнув, отшвырнул ее прочь. Он напился из моей фляги, вставил в приемник новую ленту.

Впереди послышался какой-то неясный шум. И вдруг явственно и очень громко: "Хайль Гитлер! Зиг хайль..."

- Дима, что это? Мне страшно...

- Ерунда. Радиоустановки. На машинах. Похоже, будет "психическая" атака. Начну стрелять, ленту ровнее подавай.

Они возникли из сизого дыма, точно из-под земли: развернутым строем, тремя плотными шеренгами, и, держа равнение, как на параде, двинулись в сторону наших позиций.