Виктор Петелин - Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

– Я не противлюсь, но прикажи переменить надпись, обидную для других сынов Отечества.

Медаль была вновь отчеканена с надписью: «И Россия таковых сынов имеет».

5 декабря 1771 года граф Орлов представил в Совет отчет, в котором описал бедственное положение населения Москвы, свои распоряжения и результаты деятельности всей комиссии. Смерть унесла 50 тысяч человек, большая часть больных выздоравливает, работа в больницах налажена, а пропитание для Москвы будет бесперебойным (Архив Гос. совета. Т. 1. Ч. 1. С. 425).

Но эти торжественные события промелькнули, как сон, как мгновение, весь императорский двор, большой и малый, был встревожен продолжавшейся войной. Русские войска держались стойко, занимая огромный фронт и отражая попытки турецких войск прорвать эти пределы. Пруссия и Англия предлагали свои посреднические услуги, Австрия искала путей для выгодной сделки с Турцией, но и не теряла связи с Россией, а потому и отношения с Россией были непредсказуемыми. Румянцев предполагал, что пора начинать переговоры о мире.

Вскоре 18-летний Николай Румянцев, получив чин камер-юнкера и тысячу рублей ежегодного жалованья, был приглашен к участию на собрания императрицы, которые она проводила в Эрмитаже, а через несколько месяцев этого приглашения удостоился и Сергей Румянцев, прибывший в Петербург. И каждое заседание в Эрмитаже обогащало братьев Румянцевых существенной информацией о происходящем в стране или в области внешних сношений, а Николай неустанно вслушивался в разговоры маститых царедворцев, которых волновали внутренние вести императорского двора, а то и юмористические упоминания о любовных и иных приключениях камер-юнкеров и камергеров.

Перелистывая постановления Совета начала 1772 года, находим множество известий о внешнем положении России. Князь Долгоруков доносил, что горские народы отказываются повиноваться крымскому хану, строго велено следить там за проведением коммерческих предприятий, но и за поведением частных командиров. Зачитаны были рескрипты фельдмаршала Румянцева о различных назначениях, сообщения о Вене и ее намерениях занять остров на Дунае, который якобы принадлежал туркам. Панин доложил Совету о переписке прусского короля с императрицей о том, что в переговорах с турками о мире императрица готова отдать туркам Молдавию и Валахию, а венский князь Кауниц сомневается, что Турция пойдет на заключение мира на русских условиях, турецкий султан раздираем противоречиями, в протоколе Совета от 21 января 1972 года записано: «Сей государь окружен всегда четырьмя министрами, и что двое из них, кои имеют знание в делах, преданы совсем венскому двору и распоряжают дела свои по его внушениям».

24 января 1772 года Григорий Орлов и Екатерина Алексеевна всерьез заговорили на Совете о нападении на Константинополь, захват которого обеспечит России заключение выгодного мира. Генерал граф Чернышев, зная о замыслах императрицы, сообщил, что послать в Константинополь корпус он может только в июне, за эти месяцы успеет подготовиться, от Дуная до Константинополя около 350 верст, переправа через Балканы не составит трудности, неустройство турок не помешает движению корпуса. Императрица спросила, будет ли этот захват Константинополя способствовать продвижению к успешному миру. «Граф Орлов рассуждал, что для доставления посылаемому корпусу безопасности и облегчения его от тягостей лучше отправить его на Варну, и часть онаго посадить на Дунае; что для сего, в прибавок к имеющимся там транспортным судам, потребно построить оных еще сколько можно и также употребить и часть азовской флотилии; что приготовляемые на Дону два фрегата служить могут к прикрытию онаго транспорта и очищению Чернаго моря от неприятельских судов, и что нужно притом сделать еще оказательства сильных морских вооружений…» Приняли решение руководить и этим корпусом фельдмаршалу Румянцеву, а если австрийцы вступят в Валахию и Молдавию, то необходимо разорить всю эту землю, а население забрать с собой.

Придворная и государственная жизнь шла своим чередом. Сборы Григория Орлова, как полномочного представителя Российской державы, спешно начались. Хотели начать переговоры сначала в Бухаресте, потом назвали Измаил, но оказалось, что в Измаиле все мечети были переоборудованы ради хозяйственных нужд, а турецкие послы решительно отказались проводить переговоры в таком городе, так что графу Орлову нужно было отбыть в небольшой городишко Фокшаны.

По свидетельству биографов и историков, «сборы к отъезду графа Орлова изумили всех великолепием: ему было пожаловано множество драгоценных платьев, из которых одно, осыпанное бриллиантами, стоило миллион рублей. Назначенная к нему свита составляла целый двор: тут были и маршалы, и камергеры, и пажи; одних придворных лакеев, разодетых в парадные ливреи, насчитывали до 24 человек». Обоз посла должен был состоять из роскошно сформированной кухни, погребов, великолепных придворных экипажей и пр. Одним словом, по замечанию Гельбига, сборы к путешествию могущественнейшего государя не могли бы обойтись дороже этой командировки временщика.

Блеск торжественных проводов ослепил Орлова и помешал ему увидеть расставленные для него сети. Он быстро шел на беду.

25 апреля пышное посольство выехало из Царского Села, а 15 мая граф П.А. Румянцев уже доносил императрице из Ясс, что 14 мая он имел удовольствие принимать графа Г.Г. Орлова и «видел его в добром здоровьи, после понесенных трудностей и невзгод в далеком пути» (Архив Военно-Походной канцелярии гр. П.А. Румянцева. Ч. 11. С. 170) ( Барсуков А . Князь Г.Г. Орлов // РА. 1867. № 1—12. С. 80–81).

Провожая графа Орлова на переговоры с турецкими послами, а Алексея Обрескова его помощником, Екатерина с грустью сказала:

– Ты, Гри Гри, не тушуйся, ты прекрасно показал себя при тушении пожаров в Петербурге, ты был просто великолепен в Москве, ведь после тебя чума ушла из города, а что касается Константинополя, то не нужно спешить, придет время, мы его возьмем, вот кончится война с ними, мы этот вопрос решим. Время твое еще придет.

А возвратившись в свои покои и оставшись одна, вспомнила, как долго длилась ее связь с графом Орловым, кажется с 1758 года, не связь, а истинная и неповторимая любовь двух сердец. «И вот эта любовь кончилась, охладел мой дорогой Гришенька к любимой женщине, которой перевалило за сорок лет, поглядывает на молоденьких, изменяет, пропадает на несколько дней, а потом отшучивается, придумывает всяческую дребедень и надеется, что я поверю. Улетел мой ангел мира к дрянным турецким бородачам, поразит их своей красотой, мужеством, непреклонностью. В моей жизни не было подобного ему красавца, природа вообще была необыкновенно щедра к нему, наделив его умом, сердцем и душой. Добродушная простота, уживчивый характер, обходительность, веселый нрав, доброжелательность, общедоступность, он был нежен как барашек. А сколько мудрых иностранных послов говорили о графе, отмечая, что граф Орлов – порядочный человек, чистосердечный, правдивый, исполненный высоких чувств, без малейшей охоты показывает свой природный ум. Правда, он отъявленный лентяй, без всякой охоты берется за дело, а если возьмется, то природный ум поможет ему довести его до конца. Неужели пришел день, когда мы расстанемся? Да, любовь рухнула, он не дает мне того, что просит моя душа и мое тело, пусть женится на какой-нибудь молоденькой. Увы, такова моя судьба…»