Борис Ельцин - Записки президента

Особый статус

С Геннадием Эдуардовичем Бурбулисом я познакомился во время работы межрегиональной депутатской группы ВС СССР. Уже тогда он произвёл на меня сильное впечатление своей эрудицией профессионального философа.

Я быстро понял и другое — Геннадий Эдуардович никогда не был кабинетным теоретиком или удобным для начальства исполнителем, как бы мягким, ускользающим человеком, каким кажется поначалу.

Напротив, это человек заводной, моторный, с очень сильной волей.

…В Свердловске мы не были знакомы, «крутились» на разных, скажем так, орбитах. Однако общий корень, свердловские воспоминания тоже многое значили в наших отношениях. И, наконец, в юности он серьёзно увлекался футболом, играл за армейскую команду, как и я, любил спорт.

Первой его непосредственной обязанностью в качестве моего помощника было руководство штабом выборов народного депутата в российский парламент в Свердловске. Вскоре Бурбулис был назначен на должность полномочного представителя Председателя Верховного Совета России.

Такой должности раньше не было. Её придумали «под Бурбулиса». Чтобы подчеркнуть его особый статус.

…Особенно тесным было наше общение в Архангельском. Мне вообще там нравилось проводить время. И не скрою, разговоры с Геннадием Эдуардовичем меня в тот период вдохновляли на новые идеи.

Он умел заглянуть далеко вперёд. Дать ближайшим событиям стратегическую, глобальную оценку. Концепция новой политики, новой экономики, нового государственного и жизненного уклада для России вырисовывалась все ярче, яснее, отчётливее.

…Однако свой окончательный выбор я сделал во время отпуска, в сентябре 91-го года, в Сочи, куда приезжали и Силаев, и Бурбулис.

В эти напряжённые дни у меня была возможность ещё раз сравнить осторожного, компромиссного Силаева и полного жизненной энергии молодого Бурбулиса. Я ощущал острую необходимость иметь рядом с собой энергичного человека: себе оставить всю тактику и стратегию политической борьбы, а кому-то поручить работу на перспективу, подбор направлений и людей…

В тот момент я и сделал ставку на Бурбулиса.

Мне нравился не только его оригинальный ум, но и умение разбираться в чужих идеях, в чужих концепциях. Он прекрасно знал молодых политиков и практиков своего поколения. Дав ему свободу в выборе новой команды, я, слава Богу, не ошибся. Назову хотя бы две креатуры Бурбулиса, двух людей, которых он активно отстаивал и «тянул» в тот период: Гайдар и Козырев. Было и много других ярких фигур.

Итак, Геннадий Бурбулис стал госсекретарём и первым вице-премьером Российской Федерации.

Его часто называли в прессе «серым кардиналом». Это, конечно, чушь: для того, чтобы быть «кардиналом», надо иметь в кресле президента безвольную фигуру, мягкую и апатичную (такими сейчас, на расстоянии, мне видятся отношения между Сусловым и Брежневым).

У Бурбулиса было два серьёзных минуса: сверхболезненное самолюбие и неумение подать себя обществу.

Дело доходило просто до смешного. Предположим, телекомментаторы приглашали для беседы Гайдара, а вместо него (узнав о передаче) приходил Бурбулис, садился перед камерой и начинал «вещать» с телеэкрана заумным языком довольно скучные вещи.

Это, конечно, случай единичный, не показатель. Но надо признать, что все попытки Бурбулиса стать лидером общественного мнения оказались безуспешными.

В самые первые дни нового, 1992 года одним из самых тревожных вопросов политической жизни СНГ стал вопрос о Крыме и Черноморском флоте.

Сначала Министерство обороны Украины и её Верховный Совет предприняли активные односторонние шаги с целью привести личный состав черноморцев под украинскую присягу. Затем Верховный Совет России нашёл не лучший «ответ», объявив о неправомерности передачи Крыма Украине в 1954 году.

Возникло опасное напряжение.

Оно свидетельствовало о готовности руководства Украины и её парламента к активным «силовым» действиям на Черноморском флоте без всякого согласования с нами.

Надо признаться, что время для скандала было выбрано наименее подходящее. Украинский парламент не мог не знать, что в России готовится «шоковая» экономическая реформа с отпуском цен. После образования СНГ моментально напомнили о себе локальные национальные проблемы — скажем, вопрос о немецкой автономии, прибалтийские требования о незамедлительном и без всяких условий выводе войск, требования репрессированных народов Кавказа восстановить историческую справедливость — тоже немедленно и без всяких условий — и так далее…

Вовсю зазвучала тема «развала армии».

Только одно перечисление всех наших действий по урегулированию возникшей проблемы Черноморского флота на протяжении последних двух лет могло бы занять в книге целую главу: бесконечные делегации, консультации, встречи на разных уровнях и, наконец, какие-то промежуточные соглашения, пресс-конференции, заявления…

Перед выступлением в Совете Безопасности ООН в начале 1992 года я срочно вылетел в Крым на встречу с офицерским составом Черноморского флота на военном корабле «Москва» — он стоял на рейде в Новороссийске.

Эта не совсем обычная встреча была остро необходима в первую очередь офицерам флота. Очень было важно снять ощущение «дистанции» у моряков. «Дистанции» с Россией, с её руководителями, с Москвой. Однако, побывав на сверхмощном военном корабле, на этой гигантской боевой машине, поражающей своей силой и величием, я ощутил, что эта встреча была необходима и мне. Остались в памяти тревожные лица моряков. Они словно спрашивают меня: будет ли Россия по-прежнему морской державой, ощущаем ли мы себя сильной страной?

Да, нам это ощущение нужно.

Почему я пишу о проблеме флота в рамках главы о «шокотерапии»? Дело в том, что объективно такой проблемы не существовало. Существовало желание парламента Украины продемонстрировать свою независимость. Никто не собирался уводить корабли с одной базы на другую (а если б и собирался, то не смог бы), никто не отдавал приказов флоту, вооружённому ядерным оружием, скажем, взять на прицел российские объекты.

Зато в считанные дни удалось создать мощнейший информационный миф о такой опасности!

Примерно так же обстояло дело и с «раскручиванием гиперинфляции», и с «массовой безработицей», и с другими «ужасами» экономической реформы Гайдара, в частности, с «обнищанием народа».

Психологический шок от реформы во много раз превышал её реальные кризисные последствия в жизни каждой семьи. Короче, не так страшен черт, как его малюют.

Хроника реформы ясно показывает: правительство Гайдара работало с первых дней в ужасающей моральной обстановке, когда удары сыпались один за другим, когда стоял непрерывный свист и гвалт в прессе и парламенте. Им не дали практически никакого разгона и хотя бы относительной свободы… Реально по их плану инфляцию можно было резко снизить уже к концу 1992 года, может быть, в первой половине 1993-го.