Андрей Мусалов - Таджикистан 1992–2005. Война на забытой границе

Однако теперь судьба уготовила им пережить еще более ужасное испытание – непримиримую и беспощадную войну в Таджикистане, вновь испытать ужас от людского горя, страх от бомбежек, ощутить собственное бессилие перед происходящим. Убеленные сединами, отягощенные грузом прожитых лет, но не сломленные духом родители переживали не за себя, они боялись за самое дорогое в их жизни – за детей и внуков…

Обстановка в Душанбе с каждым днем лишь накалялась. Она будто слилась в долгий эпизод, вот только уложилась в коротенькую фразу: вчера уже нет, завтра может не наступить, есть только страшное сегодня. Столица была блокирована и с земли, и с воздуха: железная дорога на нескольких участках была разобрана, мосты заминированы, аэропорт не принимал и не выпускал самолеты. Мирное население находилось в полной экономической блокаде. Не хватало продовольствия.

Страшно вспомнить, что творилось в очередях за хлебом. Муки не было практически ни в одном доме. Ни света, ни газа, ни питьевой воды, ни отопления… Выручали свечи, керосин, дрова. Автоматчики в гражданской одежде в любое время суток досматривали проезжающий транспорт. Понять, кто эти люди, не представлялось возможным. Но каждый раз при встрече с ними хотелось втиснуться в сиденье.

С наступлением темноты в городе начинались разборки с применением оружия. И все это происходило на фоне того, что Министерство внутренних дел, Комитет национальной безопасности Таджикистана публично заявили о своем нейтралитете в разгоревшемся конфликте 1992 года.

Тогда в течение нескольких месяцев осуществляли режим комендантского часа в городе военнослужащие 201-й МСД. Командование дивизии оказывало всяческую поддержку русскоязычному населению: снабжало людей продуктами питания, товарами первой необходимости, даже помогало беременным женщинам добираться до роддомов. В городе не имелось практически никакого транспорта, все было разграблено, расхищено, уничтожено.

К великому сожалению, отток русскоязычного населения был предрешен. И это, в общем-то, закономерное и объяснимое явление. Оно обусловлено и озабоченностью за свою безопасность, и, конечно же, экономическими причинами. В частности, прекратили производственную деятельность промышленные предприятия, а без них люди не могли существовать. А ведь на рубеже 90-х годов в Таджикистане действовало 400 промышленных предприятий, на которых было занято около 215 тысяч рабочих, инженеров и служащих. На отрасли тяжелой промышленности приходилось около 40 процентов промышленного производства; легкой и пищевой – 60 процентов. Республика славилась и полезными ископаемыми, и своей добывающей промышленностью, и электроэнергетикой.

Однако братоубийственная война внесла свои коррективы. Во время нее против русского населения не было отмечено сколь-нибудь целенаправленных террористических акций и погромов. Однако жертв было немало. Спасаясь от войны, все, кто хотел и мог уехать на свою историческую родину, покинули Таджикистан. 850 тысяч человек оказались вынужденными переселенцами и беженцами.

Для того чтобы понять всю трагичность ситуации, достаточно одного лишь сравнения: столица республики была населена более чем на 4/5 русскими. На момент окончания войны в Душанбе из 500 тысяч русских и русскоязычных осталось где-то в пределах 50–60 тысяч человек.

Некогда цветущий всеми красками радуги край превратился в регион в огне и пламени. Краски музыки, любви и дружбы сменили черные цвета горя, боли и слез. Причем краски той жизни были другими, они не смешивались, были настоящими, неподдельными. И вся эта «палитра» – на фоне ярчайшего ультрамарина, в лучах теплого солнца. А наступившая реальность образно ассоциировалась с ковром из верблюжьей колючки. Стоило только дотронуться до этого ковра, как сразу выступала кровь из раны… Гражданская война для населения республики была горем, замешанным на крови. Не будь я очевидцем тех событий, поверить в происходящее было бы делом совершенно невероятным.

В 1992 году я был заместителем по боевой подготовке начальника заставы «Тугул». Весной в нашем Пянджском отряде сложилась совсем уж тяжелая обстановка с личным составом. Большая часть солдат-срочников демобилизовалась, а на смену им никого не прислали. На заставах не хватало людей для выполнения элементарных задач. На моей заставе «Тугул» вместо положенных по штату 50 человек имелось 26. До того момента была полная неопределенность с нашим статусом. Когда Советский Союз распался, оказалось, что мы служим в таджикских пограничных войсках. Тут же все офицеры начали писать рапорты на перевод – кто куда. Одни хотели уехать в Белоруссию, другие – в Казахстан, третьи – в Закавказье. Я, например, написал рапорт о переводе на Украину, но он так и не был удовлетворен.

Боевики таджикской оппозиции.

Фото Сергея Жукова ИТАР-ТАСС

Между тем в мае 1992 года в Душанбе начались волнения. По всей республике начали возникать незаконные вооруженные формирования разного политического толка, местные жители стали формировать комитеты самообороны. Одномоментно страна превратилось в лоскутное одеяло.

Пянджский район считался оплотом исламистов. Но на самом деле население там было достаточно пестрым. На глазах происходила радикализация населения посредством националистической и религиозной пропаганды. Убежден, что конфликт начался не в одночасье, он исподволь готовился не один год, сеялись противоречия между разными группами населения.

Первым делом осложнилась обстановка в районе заставы «Куплетик», участок которой частично находился на территории Пархарского района Кулябской области. Там курган-тюбинцы противостояли клану кулябцев. Началось с того, что боевики с обеих сторон выставили на границе областей свои посты численностью по 10–15 человек.

На границе некоторое время это никак не отражалось, хотя было очевидно, что в столице республики происходит что-то не то. Затем внезапно, буквально за одну ночь, во всех городах, кишлаках и поселках появились группы вооруженных людей. Словно по команде!

Тогда боевики не раз предлагали пограничникам «немного повоевать» за них. Ну или просто «постоять» на их блокпостах. Обещали платить по 15 000—20 000 рублей в сутки. Это равнялось сумме месячного денежного довольствия начальника заставы.

Через месяц подобные посты были уже в каждом кишлаке, даже самом незначительном. Меня эти бандиты сильно раздражали. Чаще всего мне приходилось иметь дело с бандитами, занимавшими кишлаки Пашор и Шакардашт недалеко от моей заставы. Когда они тормозили мой «уазик», я спрашивал: