Иван Панкратов - Индекс Франка

Здесь мать обычно выключала телефон: «Не могу дальше смотреть…» Впрочем, Платонов знал – она показала это практически всем врачам и сёстрам в реанимации. Виктору казалось, что она испытывала какие-то мазохистские эмоции, рыдая на этих кадрах и делясь ими со всеми. Не хватало только добавлять при просмотре: «Вот видите, это Феденька мой летит!» Хотелось спросить, с какой целью это делается – ведь не похоже, что она пытается предупредить всех об опасности бродить по крышам электричек, да и дураков, способных на такой поступок, среди зрителей не было.

«Лучше бы в классе продемонстрировала таким же идиотам малолетним, – рассерженно думал Платонов, в очередной раз видя Медведеву с телефоном в руках в окружении медсестёр или родителей других малышей, поступивших в ожоговое отделение по более банальным поводам. – Хотя не факт, что это кого-то сейчас научит…»

Тем временем, они с Лопатиным пришли. В палате у Беляковой уже был Шатов – хирург, отвечающий за гнойные койки в этом квартале. (Официально отделения не существовало, койки были прицеплены к общей хирургии в качестве общепризнанного источника головной боли. Поэтому для справедливого распределения и была придумана система – раз в три месяца условный заведующий «гнилухой» заменялся очередным доктором-хирургом; комбустиологов эта система в свои ряды не вовлекала).

Постель Беляковой была в крови, Шатов вместе с перевязочной сестрой пытался наложить давящую повязку на область язвы. Сама Лидия Григорьевна была хоть и в сознании, но Платонова не узнала, лишь стонала и временами вскрикивала от боли.

– Миша, что тут у тебя? – спросил Лопатин Шатова. – Справляемся или надо срочно в операционную? Обрисуй в двух словах.

Михаил Леонидович, продолжая удерживать ногу в приподнятом положении, чтобы сестре было удобней бинтовать, прокомментировал:

– Закровила, судя по всему, минут тридцать тому назад. Соседка по палате спала. Сестра заметила, когда кровь уже на полу оказалась – а это значит, что простыня промокла и одеяло.

– Литр? Больше? – уточнил Лопатин.

– Больше, – тяжело дыша, ответил Шатов. – Тяжёлая, блин… Скоро ты там, Наташа?

– Можете опускать, – Наташа завязывала узлы на бинте. – Промокает всё равно. И быстро, – показала она на красное пятно, что медленно, но неотвратимо проступало на тампоне, подложенном в повязку.

– Так не пойдёт, – покачал головой Шатов. – Жгут кладём.

Он протянул руку к изголовью и взял жгут, накинутый на спинку кровати дежурной медсестрой. Просунул его под верхнюю треть бедра, попытался натянуть и скептически ухмыльнулся:

– Придётся максимально высоко накладывать. Не факт, что я такой инфильтрат продавлю.

Он затянул первый тур жгута, защёлкнул на максимально возможную кнопку и молча принялся смотреть на темпы роста пятна на повязке. Спустя минуту стало ясно, что кровотечение если и не прекратилось, то хотя бы уменьшилось.

– Время жгута девять пятнадцать, – громко сказал Шатов. – У вас там что сегодня по плану?

– Две холецистэктомии и лёгкое, – вздохнув, ответил Лопатин.

– Отодвигай, – Шатов махнул рукой, сразу отсекая всяческие возражения. – И ты мне нужен сам. Всё идёт к экзартикуляции в тазобедренном суставе, так что ещё и травматолога позовём.

Платонов, всё это время стоявший в дверях в качестве стороннего наблюдателя, увидел, как Лидия Григорьевна остановила на нём взгляд и попыталась что-то сказать. Её губы шевелились, но никто, кроме Виктора, не заметил этого. Лопатин с Шатовым отправились раздавать распоряжения в ординаторскую, оставив Платонова в палате одного. Виктор приблизился к кровати, стараясь не наступать на разбросанные по полу кровавые салфетки, которые уронила Наташа, выгребая их из-под пациентки.

– Вадик… – услышал он шёпот Беляковой. – Вадик…

– Я думаю, он в порядке, – сказал Платонов, понимая, что с Вадиком сейчас может быть всё что угодно. Лидию Григорьевну в её теперешнем состоянии надо было успокаивать любой банальщиной, какую только можно было придумать. – Он дома или в институте. Наверное, – в конце добавил Виктор, решив, что он бы на месте полиции подержал Белякова в камере сутки или двое за хулиганское поведение.

– Таблетки… – прошептала Лидия Григорьевна. – Нужно, чтобы он…

– Ваши таблетки? От давления? – спросил Платонов. – Принесёт, как решит навестить. Обязательно скажем ему.

Виктор помнил, что на истории болезни есть телефон Вадима – его мама продиктовала при оформлении. Надо будет позвонить и сказать.

Она смотрела на него глазами, полными слёз. Пересохшие губы пытались добавить что-то ещё, но Платонов ничего не мог разобрать. Он посмотрел на повязку – пятно крови неумолимо увеличивалось.

Виктор добавил скорость в капельнице почти до струйной. «Плазмалит» подходил к концу, на подоконнике уже лежал готовый пакет «Дисоли». Платонов, не дожидаясь медсестры, поменял растворы, взглянул на часы и потом – на Лидию Григорьевну.

– Вас будут оперировать, срочно. Да вы, наверное, и сами уже поняли.

Она прикрыла веки.

– Придётся убирать ногу. Высоко, – пояснил Виктор. – Сейчас подготовят операционную, вас поднимут туда, дадут наркоз. Не бойтесь.

Вошёл Лопатин, немного отодвинул в сторону Платонова. В руках он держал бланк, заполненный красивым сестринским почерком.

– Лидия Григорьевна, вы осознаете тяжесть своего состояния? – спросил Николай Павлович. – Вы почти год самостоятельно лечили саркому бедра, теперь развилось кровотечение из опухоли. Ваша гипертония и основное заболевание всё-таки вместе сыграли роковую роль. Если срочно не прооперировать, вы погибнете в течение нескольких часов.

Женщина что-то шепнула. Платонов, удивлённый высоким слогом хирурга, стоял молча, ожидая более понятной реакции пациентки и не вмешиваясь в разговор.

– Скажите спасибо вот этому доктору, – Лопатин, не оборачиваясь, рукой с бланком махнул себе за спину. – Сейчас бы дома в луже крови лежали и скорую не могли вызвать.

– Дайте ей уже подписать, – тихо сказал Николаю Павловичу Виктор. – Зачем сейчас проповеди.

– Нам нужна подпись на вашем согласии на операцию, – Лопатин протянул бланк. – Сможете расписаться?

Он вложил ей в слабые пальцы ручку, подсунул под бланк книгу с соседской тумбочки. Лидия Григорьевна вывела совершенно неожиданным в такой ситуации каллиграфическим почерком «Белякова» и уронила ручку, закрыв глаза.

– Надо поторопиться, – взглянув на подпись, сказал Лопатин. Он вышел в коридор, и Платонов услышал его зычный голос:

– Каталку в четвёртую палату!

Виктор ещё раз посмотрел на часы и решил, что поможет переложить Белякову, а потом позвонит Вадиму насчёт таблеток. Время до начала операции в ожоговом отделении у него ещё было.