Борис Черных - Шалва Амонашвили и его друзья в провинции

Талантливых людей не так много, но мне посчастливилось встретить одного из них. Зовут его Шалва Александрович Амонашвили. Он философ и самый лучший учитель на свете. Он один из известнейших учителей в России, его имя стоит рядом с именем Януша Корчака и Василия Александровича Сухомлинского. Шалву Александровича часто приглашают в самые дальние уголки нашей великой Родины. Природа не поскупилась, щедро одарив его учительским талантом. Внешность педагога настолько впечатляюща, что, увидев раз в жизни этого педагога, не забудешь его никогда. Да что внешность, если с ним поговоришь, на душе становится тепло и спокойно, такой он добрый и милый человек. Я горжусь, что встретила на своем пути поистине талантливого человека.

Случалось ли мне встречаться с подлинно талантливым человеком? Могу с уверенностью сказать – да. И этот человек – Шалва Александрович Амонашили. Пусть я не общалась с ним лично и видела его всего два дня, потому что не была на семинаре. Но даже за короткий промежуток времени я поняла, что он великий человек. От него исходит мудрость, дружелюбие, любовь и все люди, его окружающие, это чувствуют. Еще бы, человек, который «стоит на страже детских интересов», который учит других взрослых общению с детьми! Он может дать ответы на жизненные вопросы, ко всему отнестись с пониманием. Не он ли талантлив в главном искусстве – искусстве жить? Книги Шалвы Александровича по педагогике известны далеко за пределами России и Грузии. Многие взрослые учатся у него и хотят пообщаться лично, а дети спешат получить совет у «детского адвоката».

Шалва Александроич учит нас красивой, доброй, чистой жизни, а также он охраняет и обретает главное будущее мира – детей.

…Вы спрашиваете меня, почему ручной труд представляется нам одним из неизбежных условий истинного счастья?…

Я никогда не смотрел на ручной труд как на основной принцип, а как на самое простое и естественное приложение нравственных основ, – на приложение, которое, прежде всего, представляется всякому искреннему человеку.

В нашем испорченном обществе (в обществе, называемом цивилизованным) приходится, прежде всего, говорить о ручном труде потому лишь, что главный недостаток нашего общества был и есть до настоящего времени – это стремление освободиться от ручного труда и пользоваться без взаимного обмена трудом бедных классов, невежественных и неимущих.

Первый признак искренности людей нашего класса, исповедующих христианские принципы, философские или гуманитарные, есть старание избавиться насколько возможно от этой несправедливости.

Простейшее и всегда находящееся под руками средство достичь этого есть ручной труд, который начинается уходом за самим собой.

Самое простое и короткое правило нравственности состоит в том, чтобы заставлять служить себе других как можно меньше и служить другим как можно больше. Как можно меньше требовать от других и как можно больше давать другим.

Это правило, дающее нашему существованию разумный смысл и благо, как его последействие, разрешает в то же время все затруднения, равно как и то, которое вам представляется; это правило указывает место, которое должны занимать умственная деятельность, наука, искусство. Следуя этому правилу, я счастлив и доволен только тогда, когда, несомненно уверен, что моя деятельность полезна другим. Удовлетворение же тех, для кого я действую, есть уже избыток, превышение счастья, на которое я не рассчитываю и, которое не может влиять на выбор моих поступков.

Моя твердая уверенность, что то, что я делаю, не бесполезно не вредно, но есть добро для других, – эта уверенность есть главное условие моего счастья. И это-то именно и заставляет нравственного и искреннего человека невольно предпочитать научной, артистической работе ручной труд.

Для пользования моими писательскими трудами нужна работа печатников; для исполнения моей симфонии я нуждаюсь в работе тех, кто делает приборы и инструменты для наших кабинетов; для картины, которую я пишу, я нуждаюсь в людях, приготовляющих краски и холст, а между тем работы, которые я произвожу, могут быть полезными для людей, но могут также быть (как в большинстве случаев и бывает) совершенно бесполезными и даже вредными. Как же я могу заниматься такими делами, польза которых весьма сомнительна и для занятия которыми, я должен еще заставлять работать других, когда передо мной, вокруг меня бесчисленное множество вещей, которые все, несомненно, полезны для других и для производства которых я не нуждаюсь ни о ком: например, снести ношу тому, кто утомлен ею, вспахать поле за больного хозяина., перевязать рану и т. д. Не говоря об этих тысячах вещей, окружающих нас, для производства которых не нужна посторонняя помощь, которые дают немедленное удовлетворение тем, для кого вы их производите, кроме них, есть еще множество других дел: например, посадить дерево, выходить теленка, вычистить колодец, и все это дела, несомненно, полезные, и нельзя человеку искреннему не предпочесть их занятиям, требующим труда других и вместе с тем сомнительным по своей полезности.

Призвание учителя есть призвание высокое и благородное. Но не тот учитель, кто получает воспитание и образование учителя, а тот, у кого есть внутренняя уверенность в том, что он есть, должен и не может быть иным.

Эта уверенность встречается редко и может быть доказана только жертвами, которые человек приносит своему призванию.

То же самое и для истинной науки, и для истинного искусства. Скрипач Лулли с опасностью для своей шкуры бежит из кухни на чердак, чтобы играть на скрипке, и этой жертвой он доказывает истинность своего призвания. Но для ученика консерватории, студента, единственная обязанность которых – изучать преподаваемое им, доказать истинность своего призвания невозможно. Они только пользуются положением, которое им представляется выгодным.

Ручной труд есть долг и счастье для всех; деятельность ума и воображения есть деятельность исключительная; она становится долгом и счастьем только для тех, которые к ней призваны. Призвание можно распознать и доказать только жертвой, которую приносит ученый или художник своему покою и благосостоянию, чтобы отдаться своему призванию. Человек, который продолжает выполнять свои обязанности – поддержание своей жизни трудом своих рук, – и, несмотря на это, отнимает еще часы от своего отдыха и сна, чтобы творить в области ума и воображения, доказывает тем свое призвание и произведет в своей области нужное людям. Тот же, кто отделывается от общечеловеческой нравственной обязанности и под предлогом особого влечения к науке и искусству устраивает себе жизнь дармоеда, – такой человек произведет только ложную науку и ложное искусство.