Виталий Волков - День, который определил политику «Центров силы»

Забегая вперед, скажу, что дальше еще была Прага.

Я считаю – это мое твердое убеждение – что большинство венгров все-таки было за так называемую народную власть, а не за мятежников, иначе с мятежом так быстро бы не покончили.

После выпуска я около двух лет отработал в Водном отделе МВД на Ленинградском водном бассейне, точнее – его подразделении в городе Лодейное Поле, начальником линейного пункта. Располагался он в одном здании с Аппаратом уполномоченного КГБ на ЛМБ. Личный состав и моего линейного пункта, и их Аппарата был относительно немногочисленным. Мы дружили, с санкции руководства делились оперативной информацией и поддерживали личные контакты. А вскоре произошло событие, изменившее мою судьбу.

В 1959-м мы провели совместную операцию с Аппаратом уполномоченного КГБ, который возглавлял тогда Виталий Епифанович Стогинский, всю войну отработавший в органах СМЕРШа. Он оказался моим первым учителем в области практической оперативной работы, особенно в розыске лиц, проходивших по так называемым первому и второму спискам (бывшие каратели и иные лица, служившие в немецких полицейских формированиях).

Операция была связана с задержанием бывшего карателя, командира взвода в Латышском легионе СС, оказавшегося объектом розыска КГБ Литвы, куда позднее он и был этапирован. Участники операции получили поощрения. Меня же вызвали в кадры Управления КГБ по Ленинграду и области, предложив перейти в Ведомство. Пока получали согласие моего отдела МВД на ЛМБ, пока шли проверки и согласования, пролетела пара месяцев. Но однажды меня вызвал кадровик, который занимался моим личным делом (А.А.Кириллов) и конфиденциально сообщил, что одновременно с Минобороны будет большое сокращение (первое «хрущевское») и в КГБ, в том числе в Водном отделе на ЛМБ. Потому спросил, не хочу ли я продолжить дальнейшее образование: «Высшее же тебе необходимо?» – заметил он. Под учебным заведением подразумевался Институт иностранных языков КГБ, что располагался в Ленинграде на Малой Гребецкой (в далеком прошлом, до революции – Павловское военное училище). Разумеется, я заявил, что обеими руками «за» и поступить в такое привилегированное учебное заведение было моей мечтой еще со школы, но тогда существовало требование отслужить в армии. Я надеялся попасть на какой-нибудь из скандинавских языков – финский, шведский, норвежский, но на вступительных экзаменах получил 24 балла из 25 возможных и был зачислен, без всяких бесед и моего согласия, на японское отделение. Как правило, слушателями в двух японских группах преимущественно являлись выпускники Суворовского (пограничного) училища КГБ СССР, которое тоже предполагалось к расформированию. Все они были спортсмены, медалисты, комсомольцы, по моим воспоминаниям – очень талантливые ребята.

Через год сократили и сам Институт (на нашем сленге именовавшийся «кормушкой» по условиям обучения и пребывания). Личный состав был переведен в Москву уже в качестве Второго факультета (иностранных языков) в Высшую Краснознаменную школу КГБ СССР. Оставшиеся три с половиной года я доучивался в Москве, но каждые каникулы, летние и зимние, проводил в родном Питере.

За время учебы я все-таки полюбил японский язык, особенно увлекало страноведение Дальнего Востока (Япония, Китай, Корея). Языковую практику дважды проходил на Дальнем Востоке, после третьего курса – в Хабаровске, а после четвертого – на Сахалине. Влюбился я в этот остров, как говорят, с первого взгляда: горы, море, остатки японского стиля в местах бывших поселений и возможность разговаривать с носителями языка (там было еще достаточное количество смешанных японо-корейских семей и немногочисленных собственно японцев).

Практику я проходил в Первом (разведывательном) отделе УКГБ, полностью замыкавшемся на Центре, которая оказалась очень интересной: большая часть состава отдела были мои старшие сокурсники по Институту, а руководитель, Семен Иванович Соболев – участник боевых действий против Квантунской армии и сам выпускник весьма известной Канской школы переводчиков.

По возвращении в Москву мы с другими практикантами-востоковедами доучились последние полгода, сдали госэкзамены, а после я по распределению уехал на Сахалин, где, собственно, и отработал десять лет в указанном подразделении на разных участках.

Эти годы я вспоминаю с ностальгией. Отдел был компактный, с примечательной историей интересных операций, начиная с 1945 года, когда большую часть населения составляли японцы, а корейцы были еще меньшинством. Вскоре после репатриации японцев на родину там все же оставалась часть смешанных японо-корейских семей, которые и стали моим оперативным контингентом: у всех имелись родственники в Японии, в Южной и Северной Корее. Руководитель отдела С.И.Соболев и его заместитель Юрий Михайлович Сурнин были очень опытными профессионалами и воспитателями, передававшими личному составу свои богатейшие, без преувеличения, знания и навыки. Юрий Михайлович позднее крайне результативно работал в Афганистане и Канаде.

Анализируя прошлое, должен сказать, что Остров сыграл в моей судьбе значительную роль – под руководством таких наставников я и сложился как оперативный работник и офицер специального резерва. Именно они вместе с другими старшими коллегами (А. Рябов) заложили основы той практической социальной психологии, без которой нельзя выстраивать доверительные отношения с людьми разного возраста, социального положения, взглядов, а также определять их оперативные возможности и привлекать к решению задач по безопасности нашей Родины.

Как было сказано, весь период службы с момента начала работы на Сахалине и далее в Москве, я трудился по линии Отдела 3 3 Отдел «В» – ранее 13—1 Отдел при ПГУ СССР. , являвшегося правопреемником Четвертого Управления НКГБ, которым руководил в свое время Павел Анатольевич Судоплатов. Позднее обстоятельства сложились так, что я в Москве очень тесно и довольно долго общался с ним и его сыном – профессором МГУ, историком спецслужб Анатолием Павловичем Судоплатовым. Дружба с этими людьми, а также с Зоей Воскресенской позволила мне серьезно расширить мой профессиональный кругозор и, само собой, помогла в последующей преподавательской работе.

В 1968 году меня направили на Спецкурсы, которые позднее стали знаменитыми КУОС 4 4 Курсы усовершенствования офицерского состава КГБ СССР. , это был третий, так называемый «чехословацкий» выпуск. Дело в том, что мое обучение пришлось на острый период развития событий в данной стране, поэтому наши образовательные программы были полностью переориентированы на то, чтобы привить практические навыки по всем дисциплинам, которые изучались на КУОС. Особенное внимание уделялось стрельбе из различных видов оружия на полигоне Кремлевского полка, минно-инженерному делу, тактике действий групп специального назначения, а также был введен дополнительный курс изучения театра военных действий в Восточной Европе.