Марина Ракитская - Разговор По Душам, или Истории Одной Жизни

Я рассказывала о том, как героически рухнула с крыши. Я уверена, что сила воли, лихачество, дерзость и умение плюнуть на запреты – у меня от отца. В моей жизни его было недостаточно много. Я бы даже сказала – катастрофически мало. И, тем не менее, именно благодаря ему я чувствую, что настоящий мужчина – дерзок, смел, силен, способен на поступок. С умением отвечать за последствия поступка – пробел, но… не мне судить родителя. Самую ценную энергию – энергию любимости и успешности – я раскрыла в себе в тот момент, когда поменяла отчество на отцовское, отказавшись от удочеренности отчимом.

Даже при том, что отца нет рядом – я ощущаю принадлежность к нему в каждом своем действии. Глядя на его фотографии, я знаю, что он гордился бы мной, моими успехами, а на мои ошибки смотрел бы, как на неизбежную девичью дурость, прикрывая по всем фронтам.

Мама для меня – женщина, которая всегда (ВСЕГДА) получает то, что хочет. Что бы это ни было.

Как она получила Мастера спорта СССР по пулевой стрельбе в неприлично юном возрасте.

Как она играючи выигрывала золото раз за разом.

Как она получила папу.

Как потом получила меня (за два дня до собственного дня рождения).

Мама – это уверенность в том, что все делается верно. Именно так «ВЕРно», а не «правильно». Ибо правила – это про социум. А вера – это про внутреннее состояние. Мамино слово – золото. Если она что-то сказала, то она реально верит в это всей душой.

Когда я, семилетняя, лежала в больнице со сломанной ногой, оказалось, что мне неправильно был наложен гипс. Встал вопрос о повторной операции. Я – в слезы. Никакие доводы врачей не действовали: ни то, что буду хромать, ни то, что нога не срастется. Почему они меня уговаривали, уже не помню, я на их месте просто отвезла бы себя в операционную. А мне почему-то было очень важно, чтобы со мной больше ничего не делали… Семь лет, что сказать – логики ноль.

Мама подошла к моей койке, взяла за руку и сказала:

– Ты сейчас успокоишься, тебе сделают операцию, а завтра я заберу тебя домой.

Я сама пересела на каталку. Ведь мама же сказала – значит, решено.

Когда я очнулась от наркоза, я стала ждать завтра. Когда мама меня заберет. Надо мной смеялась вся палата: в субботу никого не выписывают, через день после операции никого не отпускают, приводили примеры, и опять смеялись, убеждали, что просто мама пообещала это, чтобы я успокоилась. Я злилась, что они не понимали – ведь мама сказала. Но где-то в глубине души появился страх – ведь в субботу не выписывают, да еще через день после операции…

На следующий день, в 12.00, когда я уже почти отчаялась, дверь в палату открылась. На пороге стояла мама, в белом халате. Посмотрев на меня, она строго спросила:

– И чего ты сидишь? Почему не готова? Я же сказала, что мы уходим сегодня.

В палате стало так тихо, что воздух зазвенел. А я, ликуя, за пять минут скидала свои пожитки в пакетик.

Не знаю, что мама сделала, чтобы нарушить все больничные правила, да еще в то, Советское, время. Взятки не практиковались (по крайней мере, на уровне "отпустите девочку домой"), всё за идею. Не знаю, где она взяла больничный халат и как ее пропустили наверх. Имело значение только одно – мама забрала меня домой.

Знаю точно – многие забили бы на обещание девчонке. Пусть и дочери. Проще потом объяснить, подкупить, оправдаться. А для моей мамы это было дело принципа – сделать так, как она сказала. Слово – золото.

Уже когда я повзрослела, сама стала матерью, и однажды нарушила обещание своему сыну погулять, мама рассказала мне, как она несколько километров ходила со стрельбища ЛенВО в город, на переговорный пункт, чтобы позвонить мне на ПЯТЬ минут, потому что ОБЕЩАЛА позвонить.

А я знала – мама на сборах, соревнованиях, и она позвонит вечером. И она всегда звонила. Пять минут разговора с дочерью в другом городе. Несколько километров. Не с оказией, а в любую погоду, несмотря ни на что.

Поэтому теперь сын может быть уверен – если я пообещала, я сделаю. Потому что хочу, чтобы в его жизни была такая же абсолютная вера в данное слово. Правда, я так же требовательна к словам, данным мне.

Мамин ДАР для меня – откровенность и принципиальность, умение отстоять себя, ценить себя. Один из самых первых, самых ценных в моей жизни. Я это чувствую, я это знаю! Все, что я достигла в этой жизни, так или иначе, связано с тем, что я умею быть откровенной сама с собой.

Мамуля, с этих страниц я еще раз тебя БЛАГОДАРЮ!

Быть отличницей – это главное, чему научила меня школа.

Сначала это было просто про пятерки и чудесное поведение. Учить уроки, радовать учителей, быть гордостью родителей. Поднимать руку первой, отвечать полным предложением. Я старалась. У меня получалось.

Во времена начальной школы меня бойкотировали дважды. Вторая по успеваемости девочка в классе (у нее была одна четверка – фу-фу-фу и она не пригласила меня на свой день рождения), затем – абсолютно не успевающая девочка (подговорившая моих тогда «подруг» не разговаривать со мной пару денечков).

Тогда я поняла, что быть отличницей важно во всем. Например, на «отлично» показать, что меня это не волнует.

Кстати, вспомнила одну историю.

Родное чтение. Я – отличница. Это обязывает. Когда Марина Ивановна вызывает к доске – я считаю, что должна быть первой. Другие называют это «выскочка».

Задана любая басня – выразительное чтение наизусть. Выхожу к доске, делаю глубокий вдох.

– ВОРОНИЙ где-то Бог послал кусочек сыра…

У Марины Ивановны округляются глаза, Светка-зараза с первой парты хихикнула.

Я чувствую подвох, мне кажется, что начало не очень. Чего бы этой заразе хихикать? Решаю начать заново.

– ВОРОНИЙ где-то Бог послал кусочек сыра…

Брови Марины Ивановны взлетают к прическе. Светка начинает в голос ржать, к ней присоединяет второй ряд. Первый ряд, как всегда, тупит и не всёк тему (которую я, опешившая, тоже не всекаю), третий ряд смотрел в окно до этого момента.

Я уверена, что мне просто не хватает выразительности. Делаю полшага левой вперед и машу рукой в сторону Светки. Очень выразительно машу, между прочим. В глубине души надеюсь, что от моей выразительности она заткнется.

– ВОРОНИЙ где-то Бог послал кусочек сыра…

Марина Ивановна и хочет меня поддержать, я ведь отличница (а это обязывает), но садится на стул. Плечи ее вздрагивают. Светку-заразу поддерживает уже и тупой первый и невнимательный третий ряд. Короче, ржут все.

Я решаю, что басня выбрана неудачно. Возвращаю ногу назад. Опускаю руку. Черт с ней, выразительностью. Надо читать другую басню, раз прелести классики никто не понимает.