Егор Мичурин - Офальд

После Фейтругзарка Офальд съел овощной суп в дешевом заведении у капуцинского монастыря, прихватив с собой краюху хлеба, завернутую в носовой платок. Он практически не ел мяса, охладев к нему после давнего апрельского случая с бельчонком – да оно было юноше и не по карману. Деньги на поездку в Неав Телгир частично взял у матери, частично у тетки Ганиноа, а частично – у своего опекуна, почтенного крестьянина из Диноглена по фамилии Реймахфор, распоряжавшегося небольшим наследством, оставшимся Офальду от Илосы. Ралка не могла дать очень большой суммы – семья существовала на пенсию в 120 крон плюс проценты от положенной в банк суммы от продажи дома, Реймахфор тоже не собирался открывать отцовскую кубышку, пока мать лично не попросила его помочь сыну Илосы с поездкой, которая должна была решить его будущее. В итоге, Офальд взял денег у обоих, добавил к ним свой подарок ко дню рождения от Ганиноа, выданный ему в звонкой монете, и отправился в столицу с довольно приличной суммой, но тратился исключительно на комнату, билеты в музеи, театры и оперу, игнорировал свои потребности в еде и не пользовался никаким городским транспортом. Поев, Телгир направился в свое скромное временное обиталище, чтобы успеть переодеться перед вечерним походом в театр. Его путь лежал на северо-запад, мимо дворца Фугброх и Народного парка, городской ратуши и строгой Витовкехир в готическом стиле. Офальд жадно смотрел по сторонам, иногда быстро что-то зарисовывал или отмечал на карте понравившееся ему место, чтобы вернуться к нему позднее. Неав завладел им, жадно опутывая своими блестящими сетями великолепных фасадов, роскошных залов, невероятных оркестров, музейных сокровищ и идеально ухоженных парков.

Ралка, сидевшая у окна и бездумно смотревшая на улицу, вздрогнула от резкого звонка в дверь. Ее осунувшееся, быстро постаревшее после смерти мужа лицо на секунду застыло и тут же вновь расслабилось. Шаркая домашними туфлями, фрау Телгир отправилась открывать, и вернулась на кухню вместе с Васгутом Бекучиком. Она любила этого тихого скромного юношу, лучшего, и, фактически, единственного друга ее сына.

– Ты пришел к Офальду? – спросила она негромко, садясь на прежнее место у окна.

– Да, фрау Телгир, – ответил Васгут и осторожно присел на краешек стула.

– Его нет, – сказала Ралка, и коротко посмотрела на Бекучика, тут же отвернувшись. – Я думала, он с тобой.

Молодой человек поерзал на стуле и хотел было встать и откланяться, но женщина повернулась к нему и быстро заговорила, не повышая при этом голос, как будто ее силы уже в самом начале разговора были на исходе.

– Знаешь, Васгут, я волнуюсь за Офальда. Он совсем меня не слушает, я не понимаю его образ мыслей, мы отдаляемся друг от друга. Я знаю, я вижу, что он не такой, как мы. Но от этого мне не легче, понимаешь?

Глусть нерешительно кивнул.

– Я очень рада, что вы дружите, – продолжала Ралка, – мне кажется, ты хорошо на него влияешь и помогаешь ему найти себя, ведь так?

Молчаливый собеседник фрау Телгир вновь кивнул.

– Но вы совсем разные, Васгут, – Ралка вздохнула. – Ты тоже увлечен своей легкомысленной музыкой, совсем как Офальд рисованием, однако ты, по крайней мере, сдал экзамен на звание подмастерья, у тебя есть профессия в руках. Ты всегда можешь заработать на кусок хлеба, ты не зависишь от смычка, струн или клавиш. Как же мне убедить Офальда, что ему нужна нормальная, обычная работа? Что это за занятие – рисовать? Кем он собирается стать – ярмарочным мазилой?

– Фрау Телгир, но ведь у Офальда большое будущее, – нарочито бодро воскликнул Васгут. – На следующий год он будет поступать в Академию в Неаве – это очень престижное учебное заведение!

– Я знаю, что ты готов его поддержать во всем, – махнула рукой Ралка и сгорбилась на своем стуле, глядя в окно. – Я просто очень волнуюсь за его будущее.

– Не переживайте, – неубедительно сказал Бекучик, вставая. – Все будет хорошо, вы увидите.

Он ушел, поспешно попрощавшись и захлопнув за собой дверь. Телгир, снедаемый очередным приступом депрессии, вновь отправился бродить по лесам вокруг Инцла, не предупредив и не взяв со собой друга. Васгут не понимал, что происходит с его приятелем: тот был явно рад, когда они наконец встречались, но отмахивался в ответ на любые расспросы. Они по-прежнему ходили на Шестрандалс, чтобы встретить Нифстеан, однако недавняя поездка сильно изменила Телгира.

Офальд вернулся в Инцл через полтора месяца после поспешного отъезда в столицу, уже влюбленный в Неав, но не желающий впрягаться в ярмо учебы в Академии. Молодой человек выбрал еще один год свободы. Он заверил Бекучика и мать, что поедет поступать следующим летом, а пока как следует подготовится к экзаменам. Впрочем, вместо систематической подготовки Офальд вновь заполнял свои дни шатаниями по Инцлу и его окрестностям, чтением газет, журналов и книг по истории и древнеримнагской мифологии, разработкой архитектурных проектов. Один из них, касающийся перестройки здания концертного зала, юноша, находясь под впечатлением неавских театров, даже отправил в городской совет, не получив никакого ответа. Телгир записался в инцлскую библиотеку, брал уроки игры на фортепиано, ходил в кинотеатр. В нем копилась нерастраченная энергия, которую он пока не мог направить в правильное, нужное русло, поскольку он сам не понимал, как его отыскать. Офальд стал более раздражительным, его мучили приступы тяжелого гнева, а по ночам стали сниться кошмары. Чувства к Нифстеан, нежелание огорчать мать, презрение к рамкам и условностям учебы в Академии, страх перед грядущими экзаменами, уверенность в своей исключительности, категорическое отвращение к какой бы то ни было работе смешались в юноше. Этот тугой горячий комок давил и распирал его изнутри. В течение нескольких месяцев Телгир, внешне казавшийся свободным, был накрепко заперт в своей собственной внутренней тюрьме. Его кипучая энергия сменялась апатией, пешие прогулки становились все дольше, но физические упражнения не помогали ему избавиться от противоречивых чувств, ощущений и желаний, растаскивавших на части эту мятущуюся душу. Однажды он признался Васгуту, что подумывает о двойном самоубийстве – ведь как было бы прекрасно броситься вместе с Нифстеан с моста через Науйд в черную пучину вечности! В другой раз, встав рано утром, он шел быстрыми шагами восемь часов подряд без передышки, в конце концов упав на мерзлую – дело было в конце ноября – землю, не в силах даже вздохнуть, и только чудом к нему не вернулась легочная болезнь, от которой Офальд с таким трудом избавился чуть больше года назад. Но после этого кризиса Телгир пошел на поправку.