Майкл Борнстейн - Клуб выживших. Реальная история заключенного из Аушвица

– Вы что думаете, мы поверим, будто это все, что у вас есть? – ответил солдат и кивнул сослуживцу.

Коренастый быстро подошел к Самюэлю и маме, наставил на них пистолет и принялся размахивать им со словами:

– Да у вас тут полно ценностей. Попробуйте еще раз.

Мрачное выражение мелькнуло у него на лице, когда он опустился на колени перед Самюэлем, обратив внимание на левую руку братика. Правой рукой он крепко вцепился в мамину юбку, а левая, опущенная вниз, была сжата в кулак.

– А почему бы тебе не разжать ручку, малец? – спросил он тихо. – Посмотрим, что ты тут прячешь.

Мамишу испугалась того, что солдат обратил внимание на Самюэля, и заплакала. Хотя знала, что юный коллекционер не прячет ничего ценного. По правде говоря, она даже знала, что он зажал в своем пухлом кулачке.

– Это просто камешек. Он их собирает, – сказала мамишу.

Самюэль показал ему маленький серый камушек: такие в Польше можно найти на любой улице. У него в кармане почти всегда лежал какой-нибудь камень, и все они казались ему ценными и уникальными. Но солдату было не до смеха. Он не привык ошибаться, и уж точно не в присутствии евреев. Он пристально посмотрел на родителей. Затем на бабушку Дору. Если бы у кого-то из них на лице промелькнула даже тень улыбки, он застрелил бы их всех на месте. Никто не улыбнулся.

– Прошу вас, возьмите все, что может понадобиться вашему правительству, – вмешался папа.

К тому моменту первый солдат уже вовсю рылся в шкафах и ящиках, не дожидаясь приглашения. Сегодня это кажется такой мелочью, но в тот день, увидев, как солдат достал из шкафа в прихожей ее драгоценный норковый жилет и повесил себе на руку, мамишу чувствовала, как у нее сердце кровью обливается. Папа целый год откладывал деньги, чтобы сделать ей сюрприз. В нем она чувствовала себя голливудской кинозвездой, даже если всего лишь гуляла по округе.

Казалось, прошла вечность, но, когда солдаты, собрав свою добычу, уже собирались уходить, коренастый заметил на краю стола-тумбы в прихожей изысканные часы на витых медных ножках. Подарок, который бабушке Доре преподнесли на обручение ее родители, а она, в свою очередь, подарила их на свадьбу мамишу.

– А разве такое не нужно держать под стеклом? – спросил он, указывая на часы. – Вам следует быть аккуратнее с ценными вещами.

И сказав это, он пододвинул их к самому краю, не отрывая взгляд от маминого выражения лица. Оно не дрогнуло.

– Да, благодарю. Впредь я буду осторожна.

А коротышка в униформе медленно подталкивал часы к краю стола и ждал, ждал ее реакции. В ту секунду, когда стало ясно, что хрупкая вещь вот-вот упадет, мамишу испуганно ахнула. Но и этого было достаточно, чтобы бесстрастное лицо солдата расплылось в мерзкой улыбке.

– Ой! – только и воскликнул он, столкнув часы на пол. – Виноват.

Тяжелая семейная реликвия с грохотом упала на пол. Стекло циферблата разлетелось по углам прихожей мелкими осколками. Одна из витых ножек отвалилась. Часы разбились вдребезги.

– Какой же ты неуклюжий, – рассмеялся высокий, похлопав друга по плечу, и оба с притворной вежливостью закивали, глядя на мамишу.

И с этим ушли.

Когда мамишу закрыла за ними дверь, Самюэль наклонился и, уткнувшись головой в колени, завыл что есть силы. Он все плакал и плакал, и не мог остановиться.

– Самюэль, не надо, перестань, – мамишу гладила его по спине. – Все хорошо. Мне не страшно. Папе не страшно. Дяди просто хотели передать наши вещи новому правительству. Мы рады им помочь.

Мамишу изо всех сил старалась не терять надежду, но в такие вечера это было непросто. И в глубине души все евреи Жарки знали, чего им ждать. Месяцем ранее все было явлено в мельчайших деталях. Тот день вошел в историю как «Кровавый понедельник».

Война в Польше началась 1 сентября 1939 года с блицкрига (молниеносной войны), в котором немецкие войска пронеслись по стране. На следующий день, это была суббота, примерно в час дня над Жарки пролетел немецкий разведывательный самолет. Части отступавшей польской армии, укрывшиеся в нашем городке, заметили его и приняли решение, которое понесет за собой катастрофические последствия. Стоило самолету снизиться, они принялись палить по нему из винтовок. Этого было достаточно, чтобы привлечь внимание немецкого командования. К вечеру Жарки оказался в осаде. В небе кружили немецкие самолеты, сбрасывающие бомбы, которые не оставляли от домов камня на камне. В мгновения затишья между взрывами каждая семья гадала, станет ли их дом следующим.

В городе, где жила моя семья, в тот день сгорело 256 домов, принадлежавших евреям, многие из которых оказались в ловушке, потому что прятались в подвалах. Первые бомбы упали на часть города под названием Леснюв. Потом настала очередь нашего района. Второе сентября вошло в историю как день ужаса.

Наверное, может показаться странным, что папа, мамишу и вся община не побросали в чемоданы теплые вещи и не ушли в леса, в надежде добраться до безопасного места. Но дом есть дом, и до немецкого вторжения Жарки был безопасной гаванью для польских евреев. В некоторых городах страны евреи не могли владеть землей, а те, кто все же решался открыть свое дело, сталкивались с огромным количеством препятствий. А в Жарки, где больше половины жителей были евреями, все было не так плохо. Больше трехсот моих соплеменников ежедневно молились в местной синагоге, праздновали Шаббат и трудились в качестве ремесленников, торговцев и предпринимателей, к мнению которых прислушивались даже соседи-католики. Разумеется, и в Жарки бывали отвратительные случаи дискриминации. На одном из рынков в окне висела табличка: «Не покупайте у евреев! Поддерживайте своих». Но еврейские предприятия в городе всегда процветали.

Жизнь в Жарки простой назвать было нельзя, но, если бы хоть кто-то предвидел, что ждет их впереди, после 2 сентября 1939 года в городе не осталось бы ни одного еврея. Узнав о приближении нацистов, они бы уехали. Но, как бы то ни было, большинство евреев Жарки надеялись, что, когда бомбежки прекратятся, а немецкие войска одержат верх над маленькой польской армией, захватчики удовлетворятся тем, что завоевали новые территории для гитлеровской империи, и будут мирно править в Польше.

На рассвете воскресенья 3 сентября, когда стихли разрывы снарядов, мамишу, папа, Самюэль и бабушка Дора вылезли из подвала. Они не могли поверить, что дом уцелел. Оглядев гостиную, мама ощутила смесь вины и облегчения. Кое-где стекла были выбиты ударной волной от разорвавшихся неподалеку снарядов, но стены устояли.

– Барух ашем! – сказала на иврите бобеши, благодаря бога за ниспосланную удачу.

– Израиль, эти звуки, я все еще их слышу, – залилась слезами мамишу.